Тридцать три. Часть 20

член. Её маленькая грудь касалась меня, когда она прижималась ко мне клитором, и выпрямлялась, опираясь на член промежностью. Перекатывалась, уже мокрым, преддверьем на фаллосе из стороны в сторону. Её ноготки тихонько впивались мне в грудь.

Пришла Юля, посмотрела на нас и заставила Ольгу, сесть надо мной на корточки. Взяла в руку член и, удерживая его в вертикальном положении, приставила его головку к отверстию плевы.

— А теперь покачивайся из стороны в сторону или по кругу и медленно опускайся.

Я подставил пальцы к клитору, а Юля свободной рукой дразнила ей анус. Оля закрыла глаза, закусила нижнюю губу и начала вращение тазом, а Юля водила головкой в противоположном направлении. Я ничего не видел кроме сосредоточенного лица и торчащих сосков. Головкой я почти ничего не ощущал, мешала сжатая Юлина ладонь. Начало проникновения я пропустил и понял, что внутри, когда преддверье сжало своё кольцо на шейке, а захват Юли исчез. Выражение лица Оли оставалось сосредоточенным, глаза открылись, но она ничего не видела охваченная новыми ощущениями. Изменились её движения, она медленно раскачивалась вверх-вниз, погружая в себя член. Я отнял от её клитора, уже мешающую, руку, крови на ней не было. Я приподнялся ей на встречу, и член достиг дна узкого, и как выяснилось, мелкого влагалища. Она попыталась насесть глубже, но боль отразилась на её лице. За то мне в её теснине было так хорошо, что мне срочно нужна была пауза. Я положил её к себе на грудь и, не вынимая члена, перекатился на неё, опираясь на локти. Отодвинувшись так чтобы не бить её в шейку матки, я начал размашистые движения.

— Тебе хорошо? — вдруг спросила она.

— Милая! Ты сейчас о себе думай. Тебе не больно?

— Нет. Только когда глубоко. А вот так очень хорошо. А быстрей можно?

— Можно.

Её трепетное волнение ушло, уступив место поднимающейся волне первого в её жизни оргазма. Лишь бы не кончить раньше неё. Я переключился на «вторую» скорость и её томный взгляд сменился на удивлённый. «Третья» скорость заставила её, сначала, округлить глаза и застонать, а затем, со сдавленным криком, пытаться заползти на подушки и возвращаться навстречу упоительным толчкам. Глаза её закатывались, рот открылся в безмолвном крике, когда я включил «четвёртую» скорость — форсаж. Я и сам этот темп мог выдержать секунд пятнадцать, максимум, двадцать. Её тело напряглось, выгнулось и, с мучительной гримасой на лице, её вагина сжала мне член. Я едва успел выдернуть бьющуюся в оргазме плоть из сладостных объятий и толчками залил спермой ей грудь, живот, лобок. Я отвалился в сторону, лёг рядом с ней, продолжая ласкать её вульву, а она размазывала моё семя по телу.

— Ну, вот и свершилось. Дайка я посмотрю, что у вас получилось? — Юля бесцеремонно развела Ольге ноги, — Не фига себе! Ты её не порвал! Только растянул. Сам глянь.

Я просунул голову между ног Оли, и раздвинул ей покрасневшие губки. Действительно, бутончик исчез, но плева осталась целой, отверстие в ней только растянулась, а край стал похож на тонкое кольцо презерватива, других ассоциаций у меня в тот момент не возникло. Получилась очень фотогеничная вульва. Её возбуждение ещё не прошло, и вагина дышала, хватая воздух, набухшая головка клитора покачивалась. Прелесть! Мои губы сами потянулись к раскрывшемуся цветку.

— Я хочу ещё. — Руки Ольги гладили мне голову, зажатую её ляжками.

— Ишь, разошлась! Хорошего, понемногу. Давай лучше выпьем. Отметим твой новый статус! Женщина — это звучит красиво, гордо, заманчиво!

Я выбрался из объятий и машинально глянул на часы. Начало второго. Пора линять, а то не дай бог отец нагрянет. Я наплёл, что меня ждут, так как завтра, рано утром, я уезжаю в командировку. Ещё немного потискал девчонок, выпил на посошок и выпал из подъезда в морозную метель.

Одинокие машины проезжали мимо. Минут сорок я брёл по заметённой дороге, пока меня не подхватил какой-то частник, мол, подвезу, всё равно по пути. Замёрз я капитально, и мороз прихватил мне щеки. Душевный дядька — водитель достал бутылку водки и протянул мне.

— На, хлебни для сугреву. Да так, прямо из горла. Куда ж тебя, дурик, на ночь, глядя, понесло, в такую-то погоду?

— Возвращаюсь со дня рождения — соврал я, хотя почему же соврал? Сегодня родилась ещё одна женщина.

— Остаться не мог, что ли? Али выгнали?

— Типа того. Приревновали, вот и пришлось уйти от греха подальше.

— С бабами всегда так! Я по молодости тоже страх, какой ревнивый был. Держал, держал, а она всё равно к другому ушла. Чего не хватало? И в доме полная чаша, и в постели, вроде, не жаловалась, ан нет. Этого она тоже скоро оставила. Ещё кого-то нашла. Шлюхой называть, язык не поворачивается, ведь любил я её за что-то. Потом привык к вольной жизни. Сейчас с молодкой живу, в дочки мне годится. Не держу, так ведь и не уходит. Ластится, хоть и стар уже становлюсь, растолстел, да и стоит не так как раньше. Как говорят — голова слабая стала.

— А голова-то тут причём?

— Как причём? Раньше только про женщину подумаю, а он уже стоит. А сейчас, думай не думай — не встанет, пока в рот не возьмёт.

— А! Это тебе батя повезла с женщиной. Другая и в руки брать брезгует.

— Да, что толку? Жалко девчонку. Чахнет около меня, а уходить, толи не хочет, толи некуда. Я ей говорю, мол, найди себе мужика, ещё детей нарожаешь. Нет! Так хоть любовника, какого, ну чтоб мог оттрахать по-настоящему. Нет, ни в какую!

— Так ты прогони, коль не мила. Деваться будет некуда — найдёт кого-нибудь.

— Да, не могу я! Привык, что ли. Слушай, ты парень видный, поехали? Может уломаем вдвоём? Ты её при мне ну... Смотришь и у меня сам встанет. Тогда и у меня праздник будет. Поехали, а?

— Вот только при мужьях я ещё жен не пялил! Тоже придумал!

— Да не жена она мне! Я же говорю — приживалка. Я к ней как к дочке.

— Ага! А при отце дочь трахать? Не западло?

— Тьфу ты, ну ты! Ну, никто она мне! Так тебе легче будет? Ну, так едем? Или я тебя сейчас здесь высажу!

— Шантажист, ты, батя. А с ножом на меня потом не полезешь?

— Не полезу. Значит договорились?

— Тебя, батя, как звать — величать?

— Борис Иванович. А тебя?

— Зови Сашей. Она хоть симпатичная?

— Обижаешь! Она у меня красавица.

— Ладно, уговорил. Поехали. Водка ещё есть?

— Приедем, там всё будет! Оттянемся! Тебе завтра ни куда с утра не надо? А попозже я тебя отвезу.

Проехали мимо гостиницы. В окнах нашего номера ещё горел свет. Значит, Макс не скучает. Минут через пять свернули к пятиэтажке. Закрыли машину и поднялись в квартиру. Борис не стал открывать своим ключом, позвонил. Дверь, после не долгого ожидания, открыла не высокая женщина, немного старше, чем я предполагал, миловидная, с мягкими линиями фигуры. Короткие непослушные, видимо жесткие, волосы торчали живописной копной над заспанным лицом. Она протирала глаза и зевала, прикрывая пухленькие губки ладонью. Длинный не запахнутый халат, накинутый на короткую ночную сорочку, едва прикрывающую лобок, не скрывал стройные ноги с пухлыми розовыми коленками.

— Малышка, Тонечка, я не один. Это Саша, прошу любить и жаловать. Саша, проходи, знакомься — Это Тоня.

Я просунулся в тесную прихожую и взяв Тонину, тёплую мягкую ладошку, поцеловал чуть выше запястья. От такого поцелуя Тоня сразу, зарделась, засуетилась.

— Тоня, милая, я понимаю, что уже поздно, но мы оба устали, замёрзли и голодные, как росомахи. Накрой стол, хорошо?

Тоня метнулась на кухню, загремела посудой, дверками. Мы прошли в комнату стандартной «хрущевской» двушки. Диван был разобран, застелен, но на нём ещё никто не спал. Видимо диван ожидал хозяина, а она спала отдельно, в спальне. Борис достал из бара воду и три рюмки, поставил на журнальный столик. Налил.

— Тонечка, ты выпьешь с нами?

— Что за праздник празднуем? — подняла она рюмку.

— Праздник жизни! Мы все живы, слава Богу, здоровы! ...  Читать дальше →