Развеянный свет. Часть 4

Маша, не придумав повода отказать, вынуждена была согласиться. На танцполе уже кружилось множество красивых, сияющих парочек — девочки в разноцветных платьях, с макияжем и вечерними прическами — красивые как дивные бабочки, мальчики в пиджаках, галстуках — представительные и элегантные. Уже совсем не дети.

Когда Юра обнял ее, она невольно вздрогнула. От неприязни и отвращения. Подумать только, когда-то его прикосновения волновали ее, заставляли загораться, она стремилась к нему, его ласкам, поцелуям. Возможно, не допусти он тогда ту роковую ошибку, это в его объятиях она бы познала, что значит быть женщиной — любимой, желанной, обожаемой. А сейчас, кружась с ним в танце, слыша его сбившееся, взволнованное дыхание, не чувствовала к нему ровным счетом ничего. Абсолютная пустота с легкой нотки брезгливости — совсем не его руки ей хотелось сейчас ощущать.

Как только музыка закончилась, Маша, чмокнув парня в щеку, бегом кинулась на выход, почти как Золушка, чуть не теряя туфельки на широких ступенях входа, но споро подхватив их в руки, побежала босиком, не слыша оклика позади — за углом стояла знакомая машина, в которую она счастливая, смеющаяся, задыхающаяся быстро села.

Юра так и остался стоять у дверей, в шоке от того, кого увидел за рулем, растерянно сжимая в руках ее нежно-салатовый газовый шарфик.

***

Дома — как быстро его солнечная, маленькая квартирка и для Машки стала домом — Герман долго в восхищении разглядывал ее, боясь прикоснуться к роскошному наряду. Налил бокал шампанского, поднял, поздравляя ее с заслуженным красным аттестатом.

Машка, уже опьяневшая от радости, хлебнула пузырящейся сладкой жидкости, разливающейся восторгом по венам.

‒ Спасибо, что пришел, ‒ потянулась к нему благодарным поцелуем, ‒ для меня это было очень важно.

‒ Не за что, маленькая. Для меня это было не менее важно. Теперь — ты взрослый человек, в аду мне за это, может, хоть часть срока скостят, ‒ пошутил он.

Маша страстно прижалась к нему, подставляя лицо горячим, жадным поцелуям.

‒ О чем ты говорил с моими родителями? ‒ вспомнила она.

‒ Да ни о чем особенном. Благодарили за твою пятерку по физике, ‒ неловко замялся Герман, вспомнив, как ужасно себя чувствовал, принимая их благодарности, когда сам вытворяет с их маленькой девочкой такое, за что, узнай, любой родитель проклял бы, если не убил.

‒ Ты им очень нравишься, ‒ заметила Маша, думая о своем, ‒ особенно маме.

Герман хмыкнул — вряд ли это достаточный повод, чтобы обнадеживать себя.

‒ Ты так замечательно выглядишь, Маш, ‒ отвесил восхищенный комплимент Герман, ‒ так жаль, что не мог потанцевать с тобой.

‒ Так мы можем это сделать и сейчас, — заулыбалась Маша, доставая телефон и включая музыку.

Полилась хрипловатая, пронзительная мелодия, Маша шагнула в объятия кавалера и закружилась с ним в ритме блюза. Герман танцевал прекрасно, почти так же хорошо, как занимался любовью, чутко слышал мелодию, умел вести, а не просто топтался на месте. Один танец сменял другой, шаги и повороты становились все раскованнее, все увереннее.

‒ Где ты так научился? ‒ изумилась Маша, раскрасневшаяся, с сияющими как звезды глазами, изумительно манящая в своем взрослом платье.

‒ Не поверишь... но в армии, ‒ усмехнулся он и провел большим пальцем по ее порозовевшей нижней губе, заставляя податься ближе к себе, прижаться плотнее, ощущая музыку, громыхающую в его крови.

Танец продолжался, но в нем уже было столько неги, столько едва сдерживаемой страсти, что оба словно искрились при малейшем прикосновении. Крутанув Машу в очередной раз и склонившись над откинувшимся станом, Герман не смог удержаться, чтобы не поцеловать верх груди, выпирающий из узкого лифа. Девушка задрожала. Продолжил целовать грудь, ключицы, шею, чувствуя, что она прогибается в пояснице и опускается все ниже и ниже, словно цветок, склоняемый бурей.

‒ Машенька, девочка моя, ‒ мягко вырвал из грезы. Девушка тут же чутко отозвалась, прильнув к нему.

‒ Повернись, ‒ попросил мужчина, ‒ попробую аккуратно снять с тебя это чудо дизайнерского мастерства.

‒ Там молния под крючками, ‒ подсказывает Маша, разворачиваясь спиной.

Герман недолго возится, затем справившись, аккуратно стягивает тонкую ткань до пола, оставив девушку в одних кружевных трусиках, едва прикрывающих попку и чулках. Шумно выдыхает. Его девочка, всегда носившая простое трикотажное белье, в шелке и кружевах — одежде взрослой женщины, выглядит сногшибательно.

‒ Не поворачивайся пока, ‒ сипло просит, ‒ хочу разобрать волосы.

Копошится с заколками, освобождает одну длинную прядь за другой, а сам то и дело смотрит на круглые ягодицы в форме сердечка, с тоненькой кружевной полосочкой, разделяющей его по середине. Во рту пересыхает, руки дрожат.

Садится, тянет и ее на постель, к себе на колени,

‒ Хочешь, я все это тоже сниму? ‒ кокетливо спрашивает девушка, поддевая ленточку трусиков тонким пальчиком.

‒ Не надо, ‒ отказывается, ‒ не лишай меня удовольствия их снять с тебя зубами. Иди ко мне.

Маша загорается, слишком женщина, чтобы не принять горящие глаза, осипший голос и пошлые выражения, как комплимент на свой счет. Изящно перекидывает ногу и садится на него верхом, уютно устроившись на вздыбившемся члене.

‒ Ты не будешь раздеваться? ‒ невинно спрашивает. Дразнит.

‒ Успею, Мэри, ‒ голос скрипит шуточной угрозой. — У меня для тебя тоже есть подарок.

Протягивает ей коробку, перевитую фиолетовой атласной лентой.

Девушка, взвизгнув, с остервенением рвет упаковочную бумагу, отбрасывает ленту, открывает крышку. Внутри подарочный набор. Глаза ее широко раскрываются, она неверяще, с восторгом и легким испугом смотрит на Германа.

‒ Это для меня? ‒ произносит чуть слышно.

″Нет, для меня! ″ — хочется ухмыльнуться. Но он молчит, сам слишком взбудораженный, чтобы посмеиваться над ней сейчас.

В коробке, на бархатной подложке лежат три блестящие анальные пробки разного размера, с цветным камешком в ручке, тонким основанием и острым кончиком, переходящим в увесистый элипс. Рядом в отделениях несколько тюбиков с любрикантами, пара странного вида не то шприцов, не то спринцовок.

‒ Это, чтобы проще смазать анус внутри, — объясняет Герман, пока Маша несмело водит по игрушкам пальчиками.

‒ И мы... и я... все это надо использовать? ‒ смущенно спрашивает девушка.

‒ Нет, не сразу, ‒ успокаивает мужчина. ‒ Мы сегодня попробуем самую маленькую. Через время, когда ты привыкнешь и к большой, можно попробовать с проникновением.

‒ Тебя? Твоего члена? ‒ уточняет, боясь, что он отступится, передумает.

‒ Именно так. Трахну тебя в попку.

Маша краснеет, но больше от возбуждения, чем от стыда, даже через брюки он чувствует горячую влагу, выделяющуюся у нее между ног.

‒ На мой день рождения, ладно?

‒ Ладно, ‒ легко соглашается. Мда, ждет не дождется, когда сможет без зазрения совести трахать совершеннолетнюю.

Машка слишком увлеклась разворачивающимися перед ней перспективами, что забылась, на каком пикантном моменте они остановились. Герман неторопливо поглаживает обнаженную кожу спины, легонько стискивает мягкие ягодицы — низ у нее немного тяжеловат по сравнению с хрупким верхом, но попка от этого кажется еще более соблазнительной.

‒ Ой, мне надо в ванную, ‒ спохватывается девушка, густо покраснев, тревожась о земных моментах, которые в своем восторге чуть не упустила.

‒ Беги, ‒ со снисходительной улыбкой отпускает ее возлюбленный. — Только белье одень потом обратно! ‒ просит в догонку.

Встает, выключает свет, раздвигает занавески, впуская в комнату зарождающийся лунный свет. Не спеша раздевается догола. Внутри мерная, тягучая медлительность. Возбуждение его почти достигло пика, но не сносит крышу, не рвется наружу голодным зверем, требуя сиюминутного удовлетворения. Хочется любить ее всю ночь напролет,...  Читать дальше →