Любовь по-польски

(Авторские права защищены нотариально. Это так... для любителей таскать чужое.)

— Влад, — голос Инги оторвал от раздумий и заставил поднять голову, — Влад Дзаровский, ответь, пожалуйста, о чем ты сейчас думаешь?
Странный вопрос. Учитывая то, что человеку, которому он был задан, вчера исполнилось тридцать пять лет и на часах зеленела цифра 8.00. Естественно, он думал о сне. Вернее, о том, что с удовольствием поспал бы еще часов пять-шесть, как минимум. Но вместо этого Влад постарался открыть глаза пошире и томно ответил:
— О тебе, дорогая.

Инга довольно улыбнулась, а Дзаровский получил чашку кофе со сливками и пару тостов в придачу. Наверное, это и есть счастье, когда тебя за пару-тройку незначительных слов поят кофе и кормят тостами.
— Куда сейчас отправляетесь? — как бы между прочим спросила жена
Тихое обманчивое равнодушие не прошло незамеченным мимо чуткого польского носа. В конце концов, Инга Дзаровская, ты прекрасно знала за кого выходишь замуж. Ты выходила замуж за каскадера, и пять лет назад тебе это жутко нравилось, ты хвасталась всем своим подружкам своим женихом. А сейчас тебе вдруг приспичило превратить его в офисный планктон. Не выйдет, дорогая.
Влад всей силой своей невыспавшейся воли подавил зарождающееся раздражение.

— На Тихий Океан. Наши придурки решили переплюнуть Голливуд и снять свои «Челюсти»
— Надолго? — это спросила даже не Инга, это высказалась ее напряженная спина.
Влад понял, что дело начинает пахнуть керосином, если не сказать, что оно совсем тухлое, но ответил честно:
— Пока не знаю, режиссер сказал, что месяца на два, как минимум.
Зажигание у Инги завидное, и Дзаровский понял, что сейчас вспыхнет скандал. Как после съемок последнего боевика, когда он провалялся две недели в больнице со сломанными ребрами. Финансисты, пся крев их, сэкономили на машине и подсунули ему такие дрова... Где тормоза, в пень им волосы, отказали в самый неподходящий момент. Правда, режиссер рыдал от счастья — кадр был реально достоин «Оскара», если бы их еще раньше не обошла Сандра Баллок в «Скорости».
И, чтобы погасить напряжение, Влад вдруг произнес:
— А поехали со мной. Я договорюсь с командой. Ты только представь: портовый город, море со всех сторон, японские машины. Экзотика.
Он увидел, как расслабились плечи жены, она повернулась, лицо выразило работу мысли, она даже пошевелила бровями, несмотря на то, что от этого образуются морщины.
— Нет, не получится. У меня отчетность скоро, и если я застряну там с вашими акулами, меня оштрафуют. Езжай сам.
Ну, сам, так сам. Но, дорогая...
— Дзаровский, ты заболел? — прошептала Инга, когда его пальцы врылись в ее черные блестящие волосы.
— Резонный вопрос, — так же шепотом ответил Влад, — учитывая, что его задает жена мужу, и то, что этот самый муж уезжает на два месяца.
Да оставь ты эту посуду. До моего приезда успеешь перемыть ее до блеска.
— Дзаровский, — тихо простонала Инга, — ты знаешь, что я тебя ненавижу? За то, что ты со мной делаешь?
— Знаю, дорогая. Знала бы ты, как мне нравится это делать.

В самолет группа грузилась весело. Со вкусом. Сценарист, по-собачьи заглядывая каждому в глаза, умолял только об одном: без самодеятельности на съемках. Бессмертное творение Васи Комогорцева из города Крыжопля должно было оставить несмываемый след в истории российского кинематогрофа. В ответ актеры беззлобно слали сценариста по матушке и весело откупоривали коньяк.
— Дзаровский, — раскатисттый голос Горбунова (первая мужская роль — номинал Влада) перекрывал двести двадцать взлетных децибелл, — кантуй сюда, че заморозился.
Влад из чисто польского упрямства помедлил пять минут и подошел к актерской группе. Кто сказал, что каскадеры не пьют? Очень даже пьют. В хорошей компании, особенно за чужой счет. Тем более, что с Ингой помирились. Целых три раза, чтобы наверняка. За это Влада накормили обедом и поцеловали на дорожку.
— Слышь, каскадер, — Горбунов уже дышал в ухо застарелым перегаром, — ты актриску из второго состава видел? Третьекурсницу?
— Это что по сценарию твою невесту играет?
— Она, — актер гордо расправил плечи, — прикинь, она собралась без дублерши играть. Эх, завидую белой завистью.
Не понял. Не, по-русски все понятно, переведите, пожалуйста, на язык замшелых предков. Че за хрень, режиссер? Влад поднялся с места и направился в хвост самолета, где сидел операторский состав.

— Петр Сергеевич, — твердо начал он, — я вас предупреждал, что постельные сцены не входят в мой контракт?
Режиссер обреченно вздохнул и попытался занять оборонительную позицию, встав прямо перед каскадером. Это оказалось сложновато, ему мешали несерьезный рост и выпирающее брюшко.
— Предупреждал. И дальше что?
— А че Горбунов мне завидует? Че он всем рассказывает про то, что я его заменять где-то там должен?
Петр Сергеевич попытался успокаивающе похлопать каскадера по плечу, но не дотянулся. У самого-то рост едва до ста семидесяти дотянул, у Влада далеко за сто восемьдесят перевалил.

— Ну, Горбунов тебе может говорить все, что угодно. А ты свой контракт давно читал?
Где-то здесь Дзаровский почуял засаду, но пока не понял где. Контракт читал три раза, ничего необычного не нашел. Стандартные формулировки типа — замена актеров в сценах прямо угрожающих жизни и здоровью исполнителей.
— А сценарий? — режиссер не унимался.
Влад мысленно пожал плечами. И сценарий читал. Че там читать-то было?"Челюсти» — они и в Африке «Челюсти».
— А сцену № 280? — однозначно, этот гад наслаждался. — Вот иди и перечитай.
А так как дело было почти к вечеру, и делать было совершенно нечего, каскадер отправился перечитывать сценарий. А именно — пресловутую сцену № 280.

«Ирина и Павел лежат обнаженные на палубе яхты. Павел нежно проводит одной рукой по груди Ирины, она стонет и подает ему тело навстречу. Второй рукой он страстно обхватывает ее бедра, крепко прижимая их к себе»

Хм, вот здесь Дзаровский серьезно озадачился исполнением этого акробатического трюка. Может, режиссер имел ввиду именно это?

«Неожиданно яхту сотрясает удар, направленный снизу. (Ремарка автора: если не сделаете путевых акул, продам челюсти на ленфильм). Ирина скатывается к левому борту, Павел пытается ее удержать (Ремарка автора: крупным планом напрягшиеся бицепсы). Она хватается пальцами за поручни и громко кричит (ремарка автора: здесь бы актрису размером с четвертым, но я не настаиваю):
— Спаси-и-и меня, Паша. Помни, я ведь люблю тебя-я-я. Я ждала тебя с армии, я хранила тебе верность. Спаси меня, Паша. (ремарка автора: здесь бы нашатырь для крупных слез в самый раз пошел, но, опять же, не настаиваю).
Павел пытается ее вытащить. Титаническим усилием (ремарка автора: блин, подберите актера с бицепсами) он пытается вытащить ее из воды:
— Держись крепче, любимая.

Резкий рывок вверх (ремарка автора: здесь не помешала бы какая-нибудь трагическая музыка вроде «Одинокого Пастуха» Мариконе), и на палубу падает только верхняя часть Ирины. Она еще жива, он завороженно смотрит на то, как кровь стремительно заливает палубу (ремарка автора: не вздумайте использовать вишневый сироп, это уже не актуально).
Вода вокруг яхты приобретает красноватый оттенок. Обводя море безумным взглядом, Павел замечает еще один плавник приближающейся акулы (ремарка автора: я надеюсь, что акул будет, все-таки, две). Времени на раздумье у него нет, и он выбрасывает за правый (ремарка автора: прошу не перепутать, с левым бортом у нас уже связаны печальные события) верхнюю половину тела любимой (ремарка автора: обойдемся без прощальных поцелуев, мы не в Голливуде), отвлекая этим вторую людоедку.
Внезапно палуба под его ногами раскалывается, и с проеме показывается громадная акулья голова (ремарка автора: громадная — это значит громадная, никаких других интерпретаций это прилагательное не имеет). Это — акула ...