Наказание Сисястика

Страница: 4 из 11

смотреть на мои круглые белые сиськи. Они уже знают наизусть всё моё бельё, и белое, и черное, и красное. Оно все очень ажурное и прозрачное, так что соски просвечивают, и им это очень нравилось. Но больше всего мальчишки любили плотные лифчики, потому что они поднимают груди...

Я ударил её стеком.

— Простите! Сиськи! Они поднимают сиськи и собирают их в кучу, а мои ореолы вы сами видели, они такие большие...

Я замахнулся.

— Безобразно большие, — поправилась Сисястик, — вулгарно большие! В плотных лифчиках-пушапах они почти до середины оказываются обнажёнными. Ребята просто слюнями истекали, глядя, на розовые полукружья моих ореолов. Во второй четверти мальчишки заскучали, успеваемость понизилась, и я подняла планку: за четвёрки я разрешила лапать меня в лифчике, а за пятерку раздевалась топлесс. Целых три минуты они могли смотреть, как я с голыми сиськами проверяю их тетрадки. От движений моих рук сиськи нежно колыхались, и мальчикам это очень нравилось. В этой четверти я еще подняла планку: за четверку я топлесс проверяю тетрадки, а за пятёрку разрешаю минуту мацать мои гру... Сиськи! Лапать и мять мои сиськи! Но ребята, смотрю, снова начинают скучать. Сначала им засчастливку было просто меня по бархатной коже дрожащими ручонками погладить, а теперь уже мнут изо всех сил и за соски дёргают.

Сисястик замолчала, скромно потупив глазки. В моих штанах бушевала революция. Я сам не заметил, как пододвинулся ближе и начал мять подставленные мне груди и теребить сосочки. Я судорожно дышал и постоянно облизывал губы. Поняв, что она закончила, я хрипло спросил:

— А что ты придумала для последней четверти?

Не поднимая глаз и алея щеками, словно от стыда, она произнесла:

— За четвёрку я разрешу им не только мять мне сиськи, но и целовать их. А за пятёрку... За пятерку я разрешу им дрочить, глядя на меня голую. Боюсь, правда, что привыкнут они к концу года. Тогда перед контрольными придётся стимульнуть их — начну себя демонстрировать, оглаживать, сиськами трясти, стонать при этом, пальчик посасывать... Придумаю что-нибудь. Я же — блядь.

Поняв, что стремительно теряю авторитет, лаская её грудь, я сильно сдавил через ткань соски, заставив девушку вскрикнуть от неожиданной острой боли:

— Ты не просто блядь! Ты распутная шалава и мокрощёлка!

— Да, ПалПалыч! Я — мокрощёлка! — вскрикнула Сисястик. — Я — распутная шалава!

Я снова хлестанул её по щеке — раз, другой, третий:

— Какой я тебе ПалПалыч?! Что за панибратство! А ну-ка, зови полным именем!

— Да, Павел Павлович! Простите меня, Павел Павлович!

Ещё раз больно крутнув Сисястику соски, я приказал:

— Дальше рассказывай. Как Пикачулину в сиськи дала.

— Дала, — покорно кивнула она. — Он за посмотреть учиться не соглашался. Пришлось стимулировать...

— Вон оно как! Но я слышал кое-что по-интереснее. Загордившись успеваемостью своих пацанов, ты с Шапошниковой поспорила, что и её Пикачулина учиться заставишь. И что он за одну четверть станет отличником.

— Это правда. И ведь сделала! Экспресс-метод: я ему сразу сиськи показала, погладила их, поулыбалась, слюнку на сосок пустила, а потом спрятала в лифчик и сказала, что если он за четверть пять получит, я ему их трахнуть позволю.

— И на что спорили?

— На штуку...

Я протянул руку, взял ее за пухлую нижнюю губу, ощутив пальцами приятное тепло и влажность внутренней поверхности, и потянул к себе. Перехватил за шикарный хвост, заломил голову, звонко шлёпнул по губам:

— Опять директору врёшь? Я слышал, что на мужика вы спорили.

— Так я и говорю, — зашептала она, таращась на меня задранной головой, — на штуку ее мужика мы спорили.

Еще раз дёрнув, я отпустил волосы. Сисястик сразу поднялась на коленях и развела плечи.

— Мы договорились, что он меня трахнет...

— Куда?

— Ну, это, — Сисястик почему-то смутилась, — в вульвочку.

— Что ты сказала?! — взревел я и бросился на неё, схватил снизу за лицо, вдавив пальцами щеки, и принялся хлестать ладонью куда придётся: по глазам, щекам, губам. — У кого это «вульвочка»? Ты что, свою грязную, оттраханную дыру «вульвочкой» называешь?! Ты что, жена благонравная?! Опять забыла кто ты?!

— Я — блядь, — завизжала Сисястик, зажмурившись. — У меня не вульвочка! Грязная, оттраханная дыра у меня! Муж Шапошниковой должен был меня в грязную дыру трахать!

Толчком в лицо я опрокинул девушку на спину, прыгнул сверху, усевшись жопой на ее огромные упругие груди, как на экзотическую подушку, и заёрзал, ловя ощущения, а сам тем временем, сунув пальцы ей во влажный теплый рот, катал голову подвывавшей Сисястика туда-сюда по полу — не больно, но обидно, — и орал, брызгая слюнями:

— Ты что себе позволяешь?! Как ты выражаешься?! В моем кабинете! При директоре! Ах ты, защеканка сисястая! Ах ты, хуесоска портовая! Не сметь такие слова при мне говорить! Ну?! Отвечай, куда он должен был тебя выебать?!

Отпустив ее рот, я занес руку для пощечины и ждал ответа.

— Я не знаю, — сотрясаясь в рыданиях стонала Сисястик, — я же дура! Что у блядей бывает?... Я не знаю.

Легонько шлёпнув красавицу по щеке, я поднялся, отряхнул брюки, занял своё место и сказал:

— Да просто пизда у вас. Хочешь нежно, пусть будет пиздёшка. Ползи к ноге.

Все еще всхлипывая, Сисястик поднялась на колени и, склонив голову, вновь вползла мне между ног, почти ткнувшись лбом в мою натянутую вздыбленным членом ширинку.

— Спину выпрямить, плечи расправить! Теперь рассказывай.

— Мы поспорили на её мужа, — шмыгая носом, с придыханием заговорила Сисястик. — Но она не согласилась, чтоб он меня ебал, — испуганно взглянула на меня и торопливо пояснила, — в пиздёшку. Только отсосать разрешила. На самом деле, так даже лучше. Я стеснительная блядь, у меня пизда сильно мясистая, я её стесняюсь. Так что сосать я больше люблю. Но Шапошниковой я об этом не сказала, начала торговаться. Вот и решили мы, что пока я сосать её мужу буду, она мне пизду вылижет.

— Ну и как? — с интересом спросил я.

— Не знаю еще, — Сисястик вдруг лукаво улыбнулась и кокетливо склонила голову на бок. — Я в воскресенье за выигрышем поеду. Пятерку-то Пикачулин только вчера получил.

— А чего это ты так на меня смотришь? — закипая, начал я. — Тебе кто вообще разрешал без спросу глаза на меня поднимать, блядища? На хуй мой смотри! Представляй, как он там, в штанах выглядит. Если заслужишь, покажу тебе его живьём.

Сисястик послушно перевела взгляд на мою шевелящуюся ширинку и заговорила, рассказывая как бы ей:

— В общем, я Пикачулина сиськами подразнила, и вчера, после уроков, пришлось выполнять обещание. Я запустила его в класс и двери заперла...

— Как ты могла-то? — лениво поинтересовался я. — Он же страшненький. Мелкий, щуплый, носатый, уши локаторами, сам рыжий, глаза раскосые, да и в прыщах весь.

— Да, Павел Павлович, противно конечно, но очень уж хотелось Шапошниковой доказать, что я педагог лучше, чем она. Да и мужу еёному отсосать — бонус очень аппетитный. Вот и терпела. Зашёл этот припиздыш, сопит, из-под чёлки сальной на меня зыркает то одним глазом, то другим. Я на стол перед ним опёрлась, улыбнулась цинично, по-блядски, свеженакрашенными вишнёвыми губами, блестящми дорогим блеском, потом медленно узкую юбку задрала и ноги длинные вытянула. Он смотрит на них, глаз оторвать не может, и сглатывает, так что кадык острый вверх-вниз скачет. Тогда я, всё так же молча улыбаясь, стала пуговицы расстёгивать на блузке, а блузка на мне была белая, пышная, но почти прозрачная, мальчишки сквозь неё весь урок кружевной узор моего лифчика разглядывали. В общем, расстегиваю я пуговки ногтями со свежим алым маникюром, а сама медленно губы разомкнула, так, чтоб влажный кончик языка мелькнул и сказала: «Брюки снимай, мачо». А сама блузочку аккуратно так на спинку стула повесила, полуразвернувшись, чтоб солнце из окна выгодно мои формы обрисовало....  Читать дальше →

Последние рассказы автора

наверх