Наказание Сисястика

через блузку и лифчик. Вася мой мужиком оказался, отпихнул. Но бармен тоже упрямый был: схватил мои сиськи с боков, сдавил, чтоб вверх пёрли. Васе это понравилось: лифчик и платье прозрачные, я с выпяченными сиськами, считай, голая — ещё энергичней меня ебать стал. Я от благодарности и пожалела бармена: с дуру член его из штанов достала и сосать начала. Там было бы чего сосать-то! Сантиметров десять, и крайняя плоть на два сантиметра длиннее головки, как бахрома какая-то. А Вася обиделся. Снял меня с хуя, блядью обозвал и ушёл. Толпа захохотала, заулюлюкала, а бармен меня тут же оседлал, жопой голой по губам поелозил и стал мне сиськи ебать прямо через платье и лифчик. Чего там может быть приятного, по капрону голым хуем возить? Я сначала рвалась, рвалась, потом поняла, что пока не кончит, он меня не отпустит. Ну, анулингус ему полизала. Мигом спустил. Пошла я тогда своего жеребца искать. Он кальян курил. Я к нему: «мур-мур», глазками снизу, руку — на внутреннюю поверхность бедра, ноготком большого пальца яйца стала через брюки щекотать... А он мне: «Шлюха», — и пошёл, такой. Я за ним. В общем, бегал он от меня, бегал, потом в туалете в кабинке заперся. Я давай в ту кабинку скрестись. «Открой, — прошу, — пожалей дуру, отсосу так, что небо в алмазах увидишь». Мужики мимо ходят, глядят, как я на коленях перед туалетной кабинкой унижаюсь, пыхтят, себя, типа в шутку, предлагают. Я на них внимания не обращаю. Наконец он открыл дверцу. А я платье до пояса спустила, сиськи из лифчика вывалила, ручки молитвенно между ними сложила и стою на коленях, смотрю на него умоляюще. А он, такой, сидит на унитазе, ноги разведя, хуй-колбасу наружу свесив. Опять ты, говорит. Ладно, говорит, ползи-соси. Я послушно подползла к нему на четвереньках, сиськи чуть не до полу свесив, язычком член за головку подкинула, ловко губками поймала и втянула в себя. Сосала на славу, аж причмокивала. Член во рту раздулся, чуть губы мне не порвал. Вася зарычал зверем, подхватил меня и на хуй насадил. Уж он драл меня, мама моя! Во всех позициях, и в пизду и в жопу, по всему сортиру; мы чуть унитаз не сломали, и зеркало над раковинами почти своротили. А потом он наспускал мне в рот, молча хуй моими волосами обтёр и ушёл. А я осталась сидеть, голая, растрёпанная, чуть не плача. Малолетки какие-то не к месту пристали: отсоси да отсоси. Я их было послала, но они нож достали. Пришлось отсосать, тогда отпустили. А Васечка мой к тому времени уже ушёл. Да и вообще все почти ушли, утро уже было. Клуб полупустой, девок всем скопом какие-то гастробайтеры ебут прямо на танцполе... А у меня обида на всех мужиков в мире. Я плюнула и пошла домой. На улицу вышла — мама моя! На работу опаздываю. И побежала сразу в школу. А тут — вы, Павел Павлович.

Она замолчала, скромно потупив глаза, длинные ресницы легли чуть не до середины щёк, или это подтёки туши так нарисовали?... Я был возбуждён неимоверно. Казалось, шевельнись я, теранись член о ширинку, и в штаны кончу, как пятиклассник. Но молчать больше было нельзя. Лизнув сухие губы, я прошептал:

— А ты ещё развратнее, чем я думал.

— Да, мой господин, — легко согласилась Сисястик, поднимая на меня влажные, плывущие похотью глазищи. — Я так люблю секс, вы себе даже не представляете.

Задержав дыхание, чтоб чуть схлынуло возбуждение, я решил, что пора поменять стимуляцию, и сказал:

— Ну так попроси.

— Чего? — удивилась она.

На тебе пощёчину!

— Чего-чего! Отсосать проси!

— Павел Павлович, разрешите вам отсосать!

На тебе ещё пощёчину!

— Так просят соль передать, а не отсосать! Проси как следует!

Сисястик на секунду опустила глаза, потом подняла уже совсем другой взгляд — влажный, умоляющий, беззащитный, в сиянии раскрасневшихся от оплеух щёчек — взгляд жертвы. Она медленно подалась вперёд, губы её чуть подрагивали, готовые расплакаться, груди беззащитно повисли и закачались, словно тоже кланялись мне.

— Павел Павлович, прошу вас, позвольте мне пососать вам хуй. Я так этого хочу! Очень-очень! Ну пожалуйста, Павел Павлович! Я умру, если не возьму в рот ваш вкусный толстый хуй.

— Позволяю, — только и смог прошептать я.

Чуть улыбнувшись понимающей улыбкой победителя, коленопреклонённая Сисястик медленно протянула скованные руки и провела наманикюренными пальчиками по моей ширинке, выпираемой членом. Ещё раз провела. На третий раз прихватила бегунок молнии и с чуть слышными щелчками томительно медленно потянула его вниз...

Если она притронется к моему члену, я кончу. Она даже губ не успеет подставить.

Собрав волю в кулак, я сухо произнёс:

— Ты куда лезешь, подстилка гастробайтерская?

Сисястик замерла и вскинула на меня недоумённый взгляд.

— Ты что, думаешь, я кому попало позволяю губами свой член трогать?

Она даже рот в изумлении приоткрыла, дура дурой.

— Ты реально решила, что я тебе на слово поверил? А вдруг ты на самом деле сосать не умеешь? Ты же лгунья! А я, между прочим, член не на помойке нашёл. Он мне очень дорог. Встань, как полагается перед начальством!

Сисястик мгновенно вытянулась на коленях, расправив плечи и сведя локтями груди. Ничего от победительницы не осталось в выражении её красивого блядского личика.

— Значит так, сначала продемонстрируешь мне свои навыки, а потом я подумаю, позволить тебе сосать или нет.

Я протянул ей правый кулак и выстрелил из него сомкнутыми указательным и средним пальцами.

— Это ствол члена, а это яйца. Покажи, что ты умеешь.

Секунду Сисястик глупо смотрела на мою руку, потом расслабилась. Медленно подняла на меня развратно-талые глаза, дрогнула в улыбке и медленно коснулась скованными руками моего кулака. Обхватила и чуть сдавила запястье, словно основание члена, и тут же отпустила. Сдавила-отпустила в пульсирующем ритме. Легко, словно лапками насекомго, пробежала яркими алыми ноготками по сжатому кулаку, особенно играя на серединке-уздечке, потом прошлась ими же по нижней поверхности пальцев-члена. И только после этого отпустила мои глаза. Теперь она с нежной любовью, чуть склонив голову, так что золотой хвост лёг на плечо, смотрела на кончики моих вытянутых пальцев. Легонько, тут же отдёргивая ноготки, пару раз коснулась их, потом, бросив мне лукавый взгляд, потянулась к пальцам лицом. По мере приближения губы её влажно открывались, в сантиметре от пальцев из кольца губ непристойно вынырнул острый розовый язычок. Быстро-быстро поиграл с кончиками моих пальцев, потом тщательно и мокро облизал их и спрятался. Губы вытянулись, чуть не коснувшись меня, и подули. Холодок по кончикам пальцев поднял дыбом волоски по всему моему телу. А Сисястик сомкнула губы, вытянула их, чуть выворачивая, и, наконец, коснулась самых моих подрагивающих кончиков влажной внутренней поверхностью губ. Замерла, потом втянула пальцы себе в рот, одновременно скатывая по ним пухлые губы. И задвигалась — нежно, покато, влажно, мягко, чуть ощутимо и вдруг замерла, заглотив пальцы полностью, и притянув скованными руками мой кулак, принялась яростно лизать его снизу. Не удержавшись, я схватил между указательным и средним пальцем язычок её мягкого нёба и подёргал эту висячую сопливую плоть. Сисястик захлебнулась, издала странный звук, мои пальцы затопила тёплая влага... Она отпрянула на пятки, закашлялась, заглотала судорожно, уткнувшись лицом в ладони, но, успокоившись, посмотрела на меня с восхищенной улыбкой и, молча, вновь накинулась ртом на мои пальцы. Жадно чмокая задвигалась по ним, присасывая и облизывая изнутри. Я не стал повторять свой эксперимент, лишь гладил её по щеке, контролируя движения головы. Насладившись сполна, шлёпнул по щеке только что ласкавшей рукой:

— Чтож, неплохо. Не соврала, умеешь.

Счастливая, она села на пятки и плотоядно облизнулась.

— Экзамен ты выдержала. Имеешь право приступить.

С соблазнительным урчанием Сисястик кинулась к моей ширинке, без всяких томлений рванула вниз молнию, одним движением вывернула наружу ...  Читать дальше →