Невинная душа. Часть 2

Ничего необычного в этом коте не было, пушистый, усатый, хитрый, как любой другой хулиганистый, что бродит во дворе. Подождав, когда я подойду ближе, кот поднялся и, семеня маленькими лапками, побежал дальше по дорожке, призывая пронзительным голосом следовать за ним. Решив, что деваться все равно некуда и мой сон обязательно приведет меня, куда ему самому нужно, я двинулся за зверьком. Бежать по тропинке, окаймленной по краям густой травой, на которой рассыпались маленькие жемчужные капельки росы, было не просто. Я временами путался в длинных стеблях и спотыкался, ноги промокли насквозь от утренней влаги, хотелось остановиться и отдышаться, но настойчивое мяуканье моего нового знакомого все подгоняло и подгоняло меня.

Ничего не различая в белесой пелене тумана, я чуть не наскочил на какие-то деревяшки, неожиданно возникшие на пути. По очертаниям я понял, что это ворота, но только они были отворены настежь. Я немного сбавил ход, чтобы ненароком не разбить голову обо что-нибудь еще. Справа выплыла чернеющая громадина деревенского дома, и кот резво нырнул в отверстие внизу двери, что делают предусмотрительные хозяева для своих питомцев.

Я толкнул дверь, но она не поддалась. Тогда я начал тарабанить в нее, рассчитывая, что мне откроет ее тот, к кому привел кот, однако настырное мявканье рыжего проныры, дало понять, что в доме никого нет. Я снова навалился на дверь и теперь понял, что она не заперта, а просто распухла от влаги, так как ее по-видимому давно никто не сдвигал с места. Слегка приподняв один край, мне удалось подвинуть ее, так что образовалась щель достаточная, чтобы протиснуться целиком.

Я очутился в темных сенях, озаренных лишь тусклыми полосками света, сочившимися через крохотное оконце над входом. Инстинктивно моя левая рука коснулась стены и, опершись об эту единственную осязаемую поддержку, я стал продвигаться вперед по скрипучим несбитым доскам пола. Поднявшись по небольшим ступенькам, и продолжая вести пальцы по растрескавшейся поверхности бревен, я натолкнулся ладонью на дверную ручку, которая очевидно вела внутрь избы.

Ситуация по-прежнему никак не прояснялась и мне хотелось поскорее разобраться со всей этой надоедливой ерундой, поэтому я без страха и каких-либо сомнений зашел внутрь избы. В ней было куда светлее, чем в сенях, но мутный утренний свет в своем слабом напряжении сил все равно не смог разогнать черноту, заполнившую комнату с вечера. Посредине на грубом табурете сидел старичок, бормоча себе что-то под нос. Его сутулые плечи раскачивались в размеренном ритме, словно он пританцовывал в такт какой-то песне. Я попытался осмотреть помещение, в котором оказался и дедка, что сидел передо мной.

На вид обычная деревенская изба, со стандартным убранством, только все очень обветшалое и худое. На стенах в местах, не закрытых обильным ковром пыльных паучьих сетей, проступила плесень, а пол покрывали многочисленные бурые пятна грязи. Вся мебель была перевернута, а некоторые предметы обихода разломаны, словно от сильных ударов яростной руки. Краем глаза я отметил медленно раскачивающуюся и поскрипывающую колыбельную, прикрепленную на длинной веревке прямо к потолку. Из употребляемой обстановки оставался только тот самый стул, на котором сидел старичок. Между тем, приглядевшись, я понял, что дед имеет весьма необычную внешность и, глядя на него, у вас вполне могут возникнуть сомнения: а человек ли это?

Это был странное существо, коренастое тело которого заросло с ног до головы рыжей шерстью. Помимо его косматой седой бороды и взъерошенной шевелюры немытых волос, рыжие волосы выступали из-под каждого свободного пространства его костюма. Огненная щетина была и на ладонях, и на его необутых ступнях, она пробивалась через ворот его рубахи и уходила вниз по загривку. Анималическое обличье старика дополняли предлинные грязные ногти на обеих парах конечностей. Притом вполне человеческий наряд из подпоясанного кушаком зипуна делал его похожим на ряженую обезьяну. Странная догадка, что он и был несколько минут назад в образе кота на поле, пришла мне на ум.

Дедок повернулся в мою сторону и, прищуриваясь, хитрыми глазками захихикал:

— А пришел все ж, давно тебя ждем. Ну что ж смотри, чего хотел, спрашивай.

— Да ничего я не хотел, — ответил я, всё также не понимая кто передо мной.

— Как так не хотел, а чего же влез в наше дело, мы сами по себе жили, своими заботами, — шамкал старичок, — в прежние времена таких гостей непрошенных знаешь ли куда отправляли.

— Куда же? — поддержал разговор я с некоторой издевкой.

— Умник, содрать бы с тебя кожу, тем более что и креста на тебе нет, или в масле сварить, — усмехнулся хозяин, — да вот Куня не велит, есть у нее на тебя свои планы.

— Что за Куня, — осведомился я.

— Еще и спрашивает, — хмыкнул мой собеседник, — слышь, кума, что говорит. Сам с иконийкой в жмурки играется, а то, что духи земные от этого покой потеряли, ему и дела нет.

— Да пальцы бы ему обрезать ножничками моими, — заскрипел откуда-то с печи отвратительный тонкий голосок.

Я повернулся по направлению голоса и увидел омерзительнейшее существо, какое только можно было вообразить: словно маленькая кукла уродливой перекошенной старухи, с непропорциональными ручками, увенчанными толстыми сальными пальцами, которые вертели какую-то почерневшую тряпку. Гадкие пакостные глазки на плоском лице бегали взад и вперед, как будто не могли остановиться на чем-то одном.

— А ты молчи, не то медведя натравлю, надоели вы мне черти, на кой ляд я здесь? Ничего я не искал и никакой Куни не знаю, — прикрикнул я, сам не зная почему, упомянув этого зверя.

— Ты, кикимору за зря медведем не пужай — она ужасть как его боится, ведь это у нее такой характер шебутной, не может она без пакости. Нам оно самим не охота с тобой возиться, токмо Куню не ослушаешься, у нее сила какая. Наша-то родня в нынешний век без сил осталась. И ни какие мы не черти, хотя попы любят так величать нас, мы на этой земле и до попов, и до прихода хозяина их были, по вселенскому установлению.

— Так чего же вашей Куне от меня надо? — не выдержав, перебил старика.

— Нашей, — ухмыльнулся дед, — нашей известное дело чего надо, сам поймешь со временем, если разумения хватит, а твоя иконийская гадина уберечь, видишь ли, захотела, спасительница на голову мою...

— Тише ты, кум, — всполошилась уродка на печи, — ведь услышит, нельзя так про нее.

— А чего мне бояться, — рявкнул бородач, — У меня вот шерсть клоками лезет от запустения. Как хозяев дома погубили, так и нет житья, сгинем мы с кумой. Ведь и уйти никуда нельзя, не пущают, говорят к этому месту приставлен, здесь помер, здесь и служи. Захарий свой рок исправил, мы ж между двух огней оказались, Параскева с Мокошью рядятся, а нам боком все выходит. Обещали пожарище устроить, нам новых жильцов поставить и где ж.

— Что за ерунду ты несешь, какая Куня, какая иконийка, пьяный что ли, вот я тебе сейчас задам, — взревел я, пытаясь схватить существо за шиворот.

Старик внезапно исчез с табурета, и я плюхнулся на пол, не сдержав равновесия. Колено кольнуло острой болью от удара об ножку, а в углу я услышал злорадное хихиканье.

— Домового тебе, дурню, не словить, а синяк наукой будет. Мы поручение исполнили: Куня приказала тебя предупредить насчет Гекаты, не та она за кого ты ее принимаешь. Когда смотришь на красивый кувшин, загляни внутрь, может молоко в нем уже прокисло давно. Теперь иди к ней, может еще, свидимся.

Я открыл глаза, было уже утро. Мое колено странно ныло словно пришибленное. Должно быть во сне ударился о деревянный край кровати, а мое воображение уже домыслило все остальное.

7.

Горячий солнечный луч всё поднимался и поднимался вверх, беспринципно лаская мою кошечку, пока, наконец, не перебрался на ее милую мордашку. Катя подергивала вздернутым носиком и складывала ...  Читать дальше →