Сиреневый туман

— Аань... — низко-интимно протянул он. — А, Ань...

— Чего? — полусонно отозвалась Анютка с его груди. Она закрыла глаза. Ей было хорошо и тепло в объятьях Шабалкина.

— Тебе это... уже можно? — словно испугавшись самого себя, быстро проговорил он.

— Шааабалкииин, ты пьяяаан! — Пропела Анечка, не отлипая от его грудной клетки. —

Он вдруг истерично заржал, вздрагивая всем телом, и Анечка недовольно отстранилась от него.

— Гаа! Кто здесь пьян-то? Ты же полбутылки выдула, и теперь на мне сама валяешься! — Его лицо плавилось от смеха, щурились хитрые, близко поставленные глаза, плющились высокие скулы и широкие губы. Он вдруг перестал смеяться, крепко взял ее за предплечья, приблизил свое лицо к ее лицу и, наклонив голову, дыша пивным хмельком и сигаретным дымом, зажмурив глаза, властно присосался к ее губам широким, влажным ртом, глубоко просовывая в нее свой язык.

Это была какая-то пугающая, но приятная власть. Словно, Шабалкин точно знал, что нужно делать, чтобы им обоим было хорошо. В груди заныло. В промежности забился горячий источник, запульсировала теплая влага. Аня глубоко вдохнула и выдохнула с внезапным стоном, чувствуя себя Бог знает, кем. Шабалкин судорожно прижал ее к себе, заерзав на диване.

— Аня, Аня, Анечка, солнышко моё! Ну, давай, а? — Впадая в безумие, шептал ей в ухо.

«Что давай? Куда давай?» — В хмельной голове путались мысли.

— Шабалкин, не трогай меня! — Капризно всхлипнула она, снова падая головой ему на грудь.

— А то — что? Опять в нос дашь, что ли? — Засмеялся он, встряхивая ее за плечи. Его до жути забавляла и возбуждала эта маленькая глупышка. — Неет уж, сегодня ты точно моя! — Заявил он, тихо наглея.

Анька понимала, что он блефует, проверяя ее на вшивость. Но сил не было сопротивляться. А Санек с каждой секундой все зверел и серьезнел, наливаясь чем-то неотвратимым, пугающе-настоящим. Опрокинул ее на спину и навалился сверху всей тяжестью, розовея лицом, умоляюще глядя в глаза. Зло, нежно, выжидательно. Словно изо всех сил выдерживая паузу и давая ей шанс сделать ответный ход. Не дождался.

— Какая же ты красивая, Нюта! — Задохнулся, уткнувшись в ее ключицу, на мгновение замер, задвигал бедрами, застонал, натирая через джинсы об нее свое разбухшее достоинство. Его шершавые руки с плоскими ногтями полезли под водолазку, скользнув по животу и нашарив маленькие, упругие холмики грудей. Он задыхался. Краснел, пьянел, сходил с ума, наливался, как помидор, страстью, не находящей выхода.

Аня почувствовала себя куклой, тренажером каким-то. Все должно быть не так. Не должно быть все так буднично и примитивно. Нет!

— Шабалкин! — Заерзала она под ним, вырываясь. — Ты совсем дурак, что ли? В армию ходил, а ума не принес. — Она вертелась, отталкивая его в грудь руками, но его лишь сильнее распаляла эта борьба. Он воспринимал ее как игру, и не желал отдавать своего.

— А после армии, знаешь, еще хуже на вас, девок, тянет. — Глядя ей в глаза мутным взглядом, доверительно сообщил он, и, оттянув ворот ее водолазки, взасос присосался к пульсирующей венке.

Он не понимал ее. От слова совсем. И от этого стало так обидно, так обидно. Аня лежала под ним, как кукла, и всхлипывала горькими хмельными слезами.

Он не сразу понял ее настроение. А, когда понял, замер, тяжело дыша и с трудом справляясь с собой. Ему было неприятно. Очень. Обламывалось жаркое удовольствие. К тому же, он чувствовал себя то ли в чем-то виноватым, то ли лохом. И это было самое противное. Ччёрт. Он сполз с нее, потирая лицо руками, сел рядом, нашарил в заднем кармане смятую пачку, наклонившись, чиркнул зажигалкой и задымил, нервно стряхивая пепел прямо на пол. Самому, блядь, хоть плачь!

Нютка сидела рядом, вся сжавшись и всхлипывая. Ему снова стало ее жалко. Может, и вправду, что случилось, а он тут — как баран. Но неудовлетворенность трансформировалась в бешенство и злость. И эти чувства боролись в нем, попеременно всплывая на поверхность.

— Блять, вот, за что вас, баб, не люблю — вечно хвостом накрутят — и в кусты. Не женюсь никогда, нах! Щас Коляну позвоню, — мрачно сообщил он, играя в руке обмотанным скотчем черным кнопочным мобильником, — с получки бухла возьмем, по лебедям пойдём. Он сухо сплюнул на грязный пол, стараясь не смотреть на Аню.

Аня почувствовала себя одновременно несчастной и виноватой. Несчастной от того, что опять не нашла понимания, виноватой от того, что куда, дура, за пониманием поперлась. Этому душевному подонку с собой бы как-нибудь справиться.

Нюта нерешительно провела пальцами по его щеке. Шабалкин вздрогнул, как от удара током, и отчаянно сощурился.

— Извини, Шабалкин, я пришла не по адресу. — Грустно ответила она. Надо было идти. Она накинула куртку, подняла с пола рюкзак и двинулась к выходу.

Шабалкин сидел, тяжело дыша, с трудом переваривая происходящее. И что он на нее взъелся. Совсем же девчонка. Дууура. В паху больно ныло, сердце стучало, злость наплывала волнами поверх спокойствия и рассудительности. Меньше всего охота чувствовать себя лохом. А, может, не лохом. Может, так и должно быть между людьми — по-человечески. Организм отказывался это понимать. Секс-секс-секс — билось сердце. Да ну ее к черту, Аньку эту!

— Ладно, давай, до свидания! — Выдавил он, не зная, что еще сказать. Что тут скажешь: фигня полная.

Нюта шагнула в сторону двери и чуть не споткнулась, что-то хрустнуло под ногой: выпавшая из кармана связка ключей валялась под ногами, а стеклянный голубоглазый брелок раскрошился сотни крошечных слезинок.

— Ё! — Грустно сказала Анютка. — Это отец мне из Турции привез. На счастье.

И пожалела, что вспомнила. Лицо снова скривилось, слезы подступили близко-близко.

— Нюют, ну, чё ты! Из-за стекляшки сырость разводишь! — Удивился Шабалкин. — Погоди-погоди! — Засуетился он, привстав с дивана и шаря по карманам. О!

В его руке оказался ключ, от которого он быстро отстегнул маленькую черненькую черепушку с рубиновыми глазами. Болтаясь на цепочке, череп словно смешно подмигивал переливающимися стразиками.

— На, Нют, возьми. Он тоже счастливый. Мне друг один в армии подарил. На счастье. Только, я, все равно, невезучий. Может, хоть тебе с ним повезет! — Шабалкин, усмехаясь, кивнул на веселенькую черепушку. Присев на диван, отцепил разбитый брелок и быстренько приладил на его место свой подарок.

— Держи, принцесса! — Он даже как-то развеселился, и атмосфера разрядилась.

Нюта нагнулась и благодарно чмокнула его в губы. Шабалкин зажмурился и выдохнул.

— Спасибо, Саш! Ты даже не представляешь, как меня выручил. — Серьезно сказала она.

— Да ладно, чё там. — Смутился Шабалкин. — Ты это, не бойся, заходи. Починить, может, нужно что! И вообще...

Кажется, его захлестнуло веселое смущение от собственной сентиментальности.

Улыбнувшись, Аня вышла в отчаянно плещущийся весенний воздух. Между ними сейчас неожиданно произошло самое главное — то, ради чего вообще всё. Вечерело. Она сжала в кармане маленькую черепушку «на счастье» и спокойно подумала о возвращении домой. Кажется, можно жить дальше...

... Наконец-то между ними произошло самое главное — то, ради чего все... Как она двигается, кричит, и наливается страстью, и становится все горячей и уже... Его яйца и бедра были абсолютно мокрые от ее выделений. Он впивался пальцами в ее ягодицы, ритмично покачивая ее на себе, жестко двигаясь ей навстречу. Это не она его — он ее трахал снизу. Ее тело тряслось, как туловище безвольной куклы, она распласталась на нем, ритмично натираясь сосками о шерстяной покров его груди, голова ее вздрагивала на его плече, и горячее дыхание обдавало шею, а низкие, протяжные стоны впивались прямо в ухо. Он задвигал бедрами еще сильнее и ритмичнее, раздвигая и сводя вместе ее ягодицы, сжимая их до боли, вползая пальцами в ямочку, к анусу, дразня маленькую дырочку, посылая ей дополнительное возбуждение....  Читать дальше →