Комплекс Электры

с одноклассником. Благодаря тебе я остался без армейских поставок. Ты даже представить себе не в состоянии тот порядок цифр, о которых шла речь. В твоей маленькой глупой головене может это уложиться. Но твою идиотскую прихоть сейчас я выполнятьне собираюсь. Как ты себе вообще это представляешь?"Моя дочь со своим знакомым. Он недавно вернулся из зоны и собирается начать новую жизнь». Так, по-твоему?

Я сижу перед отцом, как пришибленная пудовым молотом. Он прав. Как всегда и во всем. Но легче от этого не становится. Что я могу ответить? То, что не могу жить без зэка? Что если его не увижу, покончу с собой? Это было бы смешно, а Борис Сергеевич Явольский презирает смешных людей. Остается одно: глотать слезы и слушать гневную отповедь.

Снизу доносится голос мамы:

— Эй, собеседники, кто-нибудь вообще ужинать собирается? Или мне все отдать бродячим собакам?

— Уже идем, дорогая, — голосом опереточного любовника отзывается папа.

Мне же сухо бросает:

— Пойдем, мама ждет.

И тут я решаюсь. Набираю в грудь воздуха и произношу:

— Папа, я люблю его.

— Что?

Вижу, как сжались в кулаки его руки. Готовлюсь услышать звук хлесткой пощечины и почувствовать боль, но... Владелец сети супермаркетов «24» не был бы им, если бы не умел владеть собой.

— Поговорим после ужина, дочь. А сейчас марш на кухню. И мме ни слова.

За всю свою двадцатичетырехлетнюю жизнь я не помнила ни одного ужина, прошедшего в более мрачной обстановке, чем сегодня. Даже когда родители находились на грани развода в тяжелые девяностые годы.

Мы улыбаемся друг другу натянутыми улыбками, слушая, как мама пересказывает очередные части соседских сериалов. Бедненькая, она нутром чувствует, что в доме надвигается гроза, но не может понять причину.

Наконец, пытка заканчивается. Я вастаю из-за стола, благодарю маму за ужин легким поцелуем в щеку, и поднимаюсь к себе, словно на эшафот.

Стоя у окна, слышу, как отворяется дверь. Прикрываю глаза и клянусь себе молчать во что бы то ни стало. Надеюсь только на то, что отец не применит пыток, которых я не выдержу.

— Н-да, — он проходится по комнате, зачем-то поправляет подушку на кровати, — я ожидал всего. Наркотиков, безудержного секса, пропадания в ночных клубах. Пьянства, в конце концов. Но только не этого. Ответь, а лучше кандидатуры у тебя не нашлось?

Обманчивый ласковыйтон усыпляет мою бдительность. Поворачиваюсь к отцу, собираясь сказать, что сердцу не прикажешь. Но... не узнаю любимого папочку. Меня встречает взгляд бешеного зверя, готового наброситься на жертву, как только та потеряет осторожность. Поскольку пятиться некуда, я вжимаюсь спиной в бронированное оконное стекло:

— Папочка...

— Молчать, — он останавливает возражения взмахом руки, — я принял решение. У тебя есть трехкомнатная квартира на Покровке, которую я подарил тебе на восемнадцатилетие. У тебя есть диплом о высшем образовании. Поступим по-американски. Завтра же ты начинаешь самостоятельную жизнь. Ни видеть, ни слышать тебя не хочу. Но... Мои возможности ты знаешь. Если вдруг услышу, что у тебя отношения с человеком, получившим десять лет за убийство матери, не обессудь. Мне придется принять меры.

Ах так, дорогой папуля. Я всегда была твоей дочерью, ею и останусь, несмотря ни на что.

— Так я же буду сама по себе, папочка, — произношу ехидным тоном и улыбаюсь змеиной улыбкой, — ты же не хочешь ни видеть, ни слышать обо мне. Буду делать, что хочу. Ты мне не указ.

— Дело не в тебе или во мне. А в репутации. Я не позволю, чтобы имя Явольских полоскали грязные писаки типа Дурмановых. И, в конце концов, подумай о матери. Если уж ни о чем другом больше думать не можешь.

А вот это удар ниже пояса, папочка. Я не нахожу контраргументов. Остается растерянно шлепать губами.

— Мне принадлежит один из твоих магазинов на Луганке. Ты подарил мне свой пакет акций, когда я защитила диплом.

— Он твой, — бросает отец через плечо, уже открывая дверь, — никто не сможет сказать, что Борис Явольский выгнал дочь босиком на мороз. Сможешь поднять его без экономического образования — честь тебе и хвала. А не сможешь... что ж, придется идти работать в «Спид-Инфо». Там тебе самое место.

Все. Занавес. Слезы бессильной ярости рвутся наружу, грозя залить комнату миниатюрным Ниагарским водопадом. Я мечусь по комнате, как раненая пантера, бросая в сумку бесконечные трусики и лифчики. Ни минуты, ни секунды в этом доме не останусь. Мне двадцать четыре года, я — молодая здоровая женщина. Я не проживу одна? Еще как проживу. И что ты со мной сделаешь, папочка, если я выйду замуж за зэка? Убьешь? И его и меня? Да плевать, плевать и розами засыпать, как ты сам говоришь.

«Черроки» взвывает мотором, автоматические ворота распахиваются. Ночные улицы открывают передо мной гостеприимные объятия. Я рву на Покровку, выворачивая руль на крутых поворотах, в нежилую трехкомнатную квартиру, в которой была лишь пару раз. С трудом вспоминаю, что родители даже обставили ее мебелью по своему вкусу. Значит, кровать у меня там будет.

=9=

Уже открывая дверь, понимаю, насколько влипла. Ведь без папочки я-никто, и звать меня — никак. С тихим стоном сползаю по стене в прихожей и окидываю взглядом скромные владения. Сто двадцатьквадратов. Нормально, в общем-то. Жить можно. В кармане куртки банковская карта на несколько сот тысяч рублей. В активе — акции проходного супермаркета на Луганке. Айда в ночной магазин за бутылочкой мартини. Потом нужнопозвонить знакомому юристу — сыну владельца шиномонтажек. Авось, он что-нибудь да придумает.

— Коля, — пытаюсь сделать голос максимально сексуальным, — это Лена. Лена Явольская. Помнишь меня? Слушай, хочу тебя... Да не тебя, дурень... В гости пригласить. Подъезжай, посидим как нормальные светские люди. Ты только закуски захвати, а то у меня холодильник пустой.

Я иду напролом даже не подумав о том, помнит ли меня несчастный Коля. Однако через сорок минут он появляется на пороге моего нового жилища, обвешанный пакетами с закуской, словно рождественская елка. Чего там только не было. Начиная от крабов и заканчивая конфетами. Похоже, Коля собрался накормить весь черный континент. Окидывая его полупьяным взглядом, я вдруг думаю: а с чего мы в компании решили, что он голубой. Парень как парень. Где-то даже симпатичный. В некоторых местах особенно. Непонятно, почему мы упорно считали его геем.

— Дорогуша, ну что же ты стоишь? Накрывай на стол, — доносится до меня его обволакивающий голос.

Ну да. Надо играть роль хлебосольной хозяйки. Нетвердой походкой проходу на кухню, слушая, как сквозь туман, рокот Колиного голоса.

— Дорогуша, ты не поверишь, но я вспоминал о тебе буквально за секунду, как раздался твой звонок. Помнится, я еще подумал, куда же пропала наша дорогая Леночка. Эта неземная красавица. Мы очень удивились, узнав, что ты подалась в журналистику. Я даже искал твое имя в гламурных журналах, но не нашел. Ты вообще работала по диплому хоть день? Кстати, как дела у папы?

— Коля, — я притягиваю его к себе за обшлага плаща, — мне нужна твоя профессиональная помощь. Да, вот такая я расчетливая сучка. Надо будет расчитаться натурой, расчитаюсь. Но ты должен мне помочь.

Несчастный юрист присаживается на стул с открытым ртом.

— Не надо натурой, дорогуша. Я тебе просто так помогу. Натурой — не надо.

И тут я сгибаюсь пополам в приступе безудержного хохота. Все-таки мы были правы: он — голубой.

— Ну, и что тут смешного? — с вызовом спрашивает Коля. — Да, я не такой, как все. Но это ничего не значит. Это — нормально, чтобы ты знала.

— Коля, прости, — я хихикаю дурацким смехом, зажимая рот обеими ладошками, — я над собой смеюсь. Давай выпьем мартини, съедим крабов, а потом поговорим.

— Мне действительно нужна твоя помощь, — продолжаю я уже на полном серьезе, — очень-очень нужна. И, может, ты — единственный, кто способен меня понять и... и помочь....  Читать дальше →