Белый ангел — чёрный демон

Гант, — Я-то пойду с тобой, и мои люди тоже не отстанут, но большой бучи ждать не приходится. Но ты не грусти. Я поговорю кое с кем из местных «королей». Может быть, они присоединятся, но с ними придется делиться добычей. А аппетиты у них неуёмные, сам понимаешь.

— Мне нужна Ливия и голова брата, — твердо заявил юноша, — Остальное — на ваше усмотрение.

— Тогда отдыхайте, — атаман поднялся со своего места, — А я пройдусь по рынку.

ГОСПОДИН И ЕГО РАБЫНЯ

На полянку я пойду

И цветочки соберу.

Я сплету из них венок,

Будь доволен, мой дружок!

Ливия открыла глаза, услышав чей-то тихий голос, который пел эту известную песенку. Девушка осмотрелась по сторонам, но никого не увидела. Свеча в камере давно погасла, а больше к ней в темницу не заходила ни одна живая душа.

— О, Боги! — прошептала она, — Неужели, это я пела? Я схожу с ума.

В кромешной темноте перед её глазами плясали неясные размытые силуэты, в ушах стоял нудный звон. Липкий вязкий тягучий страх постепенно овладевал сознанием, забираясь глубже в её душу, терзал её, разрывал на части, душил изнутри.

Рабыня свернулась калачиком и закрыла глаза, надеясь, что призраки оставят её в покое. Но эти твари, будто, издевались над своей жертвой. Их силуэты, похожие на легкий едва заметный дымок, извивались вокруг пленницы, перепрыгивали через неё, забирались на спину, хватали за волосы. Ливия отчаянно мотала головой, дергала плечами, брыкалась, но бестелесные мучители с еще большим азартом наседали на неё.

Когда ужас достиг высшей точки, Ливия пронзительно закричала и забилась в оковах. Кольцо, стягивавшее запястья, врезалось в кожу, раздирая её до крови, ошейник вдруг стал тяжелым и узким. Рабыня почувствовала приступ удушья. Тяжелая цепь тянула её куда-то вверх, но обессиленное тело не хотело подчиняться разуму.

— Успокойся, красотка, — прямо над ухом раздался скрипучий голос, — Я здесь, милая.

В лицо пахнуло гнилью и потом. Девушка с трудом повернула голову и еле сдержала крик. Над ней в тусклом мерцающем свете одинокой свечи нависло вытянутое лицо её нового господина. Кларо держал невольницу за волосы и подтягивал цепь вверх, пытаясь поставить её на колени.

С третьей попытки ему удалось приподнять онемевшее тело Ливии. Привалив её к холодной сырой стене, уродец запрокинул голову своей пленницы и похлопал по щеке. Девушка увидела перед собой ухмыляющуюся морду тюремщика, его маленькие глазки, блестевшие в отражении пламени, лысину, усеянную мелкими пупырышками.

Трясущимися руками он пытался расстегнуть штаны, но всё время путался в тесемках. Наконец, он сумел справиться с поясом, и плотная холстина заскользила вниз, открывая уродливый, как и он сам, восставший орган. Запахло застоявшейся мочой и грязным телом.

— Ну, моя красавица! — проскрипел Кларо, — Доставь удовольствие своему господину. Ведь теперь я — твой господин.

Говорил уродец медленно, млея от своих слов и сознания, что и ему Боги даровали власть. Схватив девушку за волосы, он резко придвинул её голову к низу живота и прохрипел:

— Будь со мною ласкова, рабыня. Приласкай меня.

Ливия, почувствовав, что подступает к горлу рвота, отвернулась и тут же получила сильную пощечину. Из носа потекла кровь, щека запылала огнем. Кларо снова прижал девушку лицом к животу. Его короткий толстый член, соприкоснувшись с губами невольницы, забился, как живой.

Сильная рука оттянула голову за волосы назад, заставив Ливию застонать от нестерпимой боли. Воспользовавшись этим, уродец, покрутив своим телом, всадил кол в разжатые губы и протолкнул его глубже в рот.

— Соси, сучка! — завизжал он и стал дергаться, вгоняя член в самую глотку.

Одной рукой он держал девушку за волосы, не давая ей вертеть головой, другая в это время нащупала грудь, и сильные пальцы сдавили её. Рабыня захрипела и задергалась, пытаясь вырваться, но уродец был сильнее и крепко держал свою жертву, как удав, лишив всякой возможности высвободиться.

Вдруг Кларо часто задышал и даже засопел. Всё его тело покрылось липким зловонным потом, и в рот девушке выстрелила вязкая соленая струя. Ливия закашлялась, пытаясь языком вытолкнуть начавшую её душить затычку, но у её насильника были другие планы.

— Оближи! — приказал уродец.

Рабыня, давясь от удушья, вылизала член, ставший похожим на мятую сардельку. Только тогда Кларо отпустил её и отошел в сторону.

— А теперь попробуем вот это, — сказал он, поднимая с пола длинную палку с крючками на концах.

Опрокинув пленницу на спину, он подхватил её и закрепил распорку так, что её ноги оказались сильно разведены в стороны. Ловко перехватив девушку за талию, уродец перевернул её на живот и приподнял зад. Теперь обе дырочки Ливии были доступны любой фантазии. Кларо пристроился сзади и начал поглаживать нежную кожу половых губок своими шершавыми пальцами.

— Не на-а-до! — сквозь слезы простонала девушка.

Но её мучитель был неумолим. Доведя себя до нужного возбуждения, он внезапно с силой вогнал вновь напрягшийся орган, похожий на обрубок, в задний проход и на пару мгновений замер, словно оценивая ситуацию. Резкая боль разрываемой плоти пронзила девушку от пят до макушки. Ливия закричала и вся выгнулась, задрав голову вверх.

Уродец заржал, как жеребец, и принялся насаживать на член рабыню, отчаянно бившуюся и вопящую от разрывавшей её боли. Когда крики несчастной девушки превратились в надрывный хрип, Кларо вытащил из кровоточащего заднего прохода свой обрубок. Развернув пленницу к себе лицом, он приставил увядший член к её губам и, треснув пару раз по щекам, приказал вылизать его. У Ливии уже не было сил сопротивляться, и она подчинилась.

— Только бы он ушел поскорее, — думала она, — Только бы оставил меня в покое.

Но её мучитель не собирался покидать камеру. Не торопясь, будто издеваясь над невольницей, он натянул штаны и уселся на пол, привалившись к стене. Порывшись в бездонных карманах, он достал оттуда грязную вонючую тряпку, пропахшую человеческими испражнениями, и поднес её ко рту рабыни. Та замотала головой, но Кларо, схватив девушку за подбородок, разжал ей зубы и запихал кляп, перевязав его ремнем.

— Я не дам тебе кусаться и орать, милашка, — проскрипел уродец, — И ты подчинишься мне.

Притянув рабыню к себе, он запустил руку в промежность. Ливия не могла свести ноги вместе из-за распорки, и Кларо мог пользоваться её телом без усилий. Не обращая внимания на стоны девушки, он затолкал свои короткие узловатые пальцы в щелку и начал двигать ими, имитируя половой акт, одновременно большим пальцем нажимая на бугорок наслаждения, предательски вынырнувший из своего укрытия и увеличившийся в размере.

Ливия закрыла глаза и постаралась отключиться от реальности. Она представила себе, что находится в спальне Горна, и он ласкает её. Но внезапно тягучая боль вывела рабыню из мечтательного состояния. Кларо, заметив, что его пленница притихла, сжал клитор пальцами с такой силой, что у бедной невольницы слезы выступили на глазах.

— О своём сопляке думала? — ухмыляясь, сказал Кларо, — Нет, милая. Теперь я — твой хозяин, и думать ты будешь только обо мне.

С этими словами он схватил полушария грудей и сильно потянул. Наслаждаясь страданиями рабыни, уродец кончил прямо в штаны. Темное пятно быстро проявилось на его паху. Выругавшись и отвесив рабыне сильную оплеуху, урод неуклюже поднялся на ноги и вышел из камеры, захватив с собой свечу. Всё вокруг снова погрузилось в кромешный мрак.

Ливия повалилась на бок. Боль в промежности постепенно стихала, но разгоралась другая, более сильная боль — унижения и безысходности. Девушка завыла, как раненая волчица, подняв глаза к небу. Она вновь молила Богов об избавлении, но с каждым разом осознавала, что её молитвы не доходят до них.

И снова она услышала песенку. Ту самую, которую пела с подружками в юности:

Он веселый и смешной,

Беззаботный, озорной.