Невинная душа. Часть 4: Окончание

что легко угадывалось по коже лица и шеи, но вся ее фигура была слишком хороша как у совсем юной девицы. Стройная, но без болезненной худобы, она вызывала естественное желание прикоснуться к этим небольшим холмикам грудей второго размера и к этому плавному изгибу талии, перетекающему в крепкие, но совершенно не вызывающие бедра. На ней была надета длинная черная юбка с красными кустами цветов, накиданными небрежно по всей поверхности материи, и серый растянутый кардиган, нахлобученный прямо поверх белой футболки или чего-то подобного.

Конечно, прежде всего, я залюбовался ее лицом, обрамленным белым платком из-под которого выбивались русые длинные волосы, совершенно не уложенные в прическу, отчего эти легкие воздушные локоны придавали ей невинный или даже скорее непорочный вид. Неглубокие морщинки, спускавшиеся от краешка голубых глаз, хоть и намекали о ее возрасте, но совершенно не портили общей картины.

Ее чувственный рот, на котором не было и мазка помады, невольно вынудил меня облизнулся в похотливом желании ласк этих губок. Я наклонился к Кате и скоро прошептал ей

— Ты думаешь о том же? Какая у нее фигурка.

— Боже, ты омерзителен, даже в обители... — разражено ответила она, добавив через секунду, — готова спорить, что она будет пищать как мышка, когда ты будешь жарить ее в задницу... у меня опять трусики взмокли, проклятый ты распутник.

Мы распрощались с монахиней и двинулись в сопровождении женщины к машине. За витанием в облаках по ходу рассматривания новой знакомой, я пропустил весь разговор Кати с благочинной. Как оказалось, наша спутница, Ирина, так представила ее монахиня, трудница монастыря, она из местных и дом, в котором живет ее старенькая больная мать, находится совсем рядом. Матушка настоятельница сама отпустила ее из монастыря, дабы та взяла нас на постой. Это ещё больше укрепило мою уверенность насчет слов Насти, ведь все жильцы обители, как правило, не покидают ее стен.

Ехать оказалось вовсе недалеко и уже через несколько поворотов по разбитым совсем не городским улицам, мы остановились перед обычным деревенским домом, сложенным из крепкого бруса, под серой шиферной крышей. Наша провожатая, как и полагалось, была очень скромна и почти не поднимала на нас глаз, лишь изредка обмениваясь фразами с Катериной насчет цели нашей поездки. Когда она услышала, что мы держим путь в Тихонский монастырь, она несколько оживилась и залепетала про то, какое это дивное место и какая там благодать.

Между тем кидая короткие взгляды на мою любимую, я понял, что мы оба в исступлении ждем совершенно другой благодати, причем прямо сейчас. Мне было заметно, как волнительно изменилось дыхание моего котенка, и как нервно елозит она в кресле, не в силах сдержать жжения между ног, что возрастало с каждым новым взором на невинную овечку, сидящую на заднем сидении. Что уж говорить о моем члене, который совершенно не давал мне вести нормально машину, упорно выпрямляясь во всю силу в штанах, от одного только предвкушения беспутства.

Втроем мы обогнули густой частокол забора перед домом и, нащупав в уже почти полновластной темноте, засов калитки, наконец, прошли по брошенным в дворовую грязь доскам в само жилище. Все время я совершенно бесцеремонно, почти нагло разглядывал раскачивающуюся соблазнительным ритмом задницу идущей впереди Иры, не отводя глаз даже, когда женщина украдкой оборачивалась и без сомнения замечала мой интерес к ее филейной части. Катя, впрочем, делала то же самое, заставляя бедную прихожанку покрываться пунцовой краской стыда от догадок, что мелькали в ее прекрасной головке.

Расположившись в полумраке комнаты, лениво освещенной одной единственной шестидесятиваткой, за стоящим прямо посредине массивным деревянным столом, мы стали ждать, когда хозяйка приготовит на ужин самую что ни на есть бесхитростную яичницу, заодно продолжая наш разговор про путешествие. В тепле избы Ира, хлопотавшая вокруг нас, расстегнула свою кофту, и я жалобно заскулил, увидев два превосходных полных мячика грудей, не скрытых бюстгальтером, а оттого прекрасно просматривавшихся своими манящими силуэтами через белую материю сорочки. Между двумя этими соблазнительными бугорками, укором нашим грязным мыслям, висел на затасканной простой нити стальной крестик.

Катя, не прерывая разговора, поднялась со своего места и подошла совсем близко к женщине. Она не намеривалась больше ждать, она просто не могла, я понимал, что ее желание достигло совершенного безумия, и никакие силы больше не могут сдержать этого дикого зверя, рвущегося на волю. А может быть мы оба уже вошли во вкус наших приключений и точно знали, что сможем добиться своего. Сжав одной рукой Ирину за талию, чтобы та не могла вырваться, другую моя проказница поместила на грудь женщины, небрежно сжав ее ладошкой.

— У тебя красивые титьки, — запела Катя, продолжая своей напор, — на ощупь просто сказка.

Трудница не сделала даже попытки вырваться или воспротивиться не прошеному вторжению блудливых пальчиков. Она глупо таращилась на нас из-под жиденьких ресничек своими пустыми васильковыми глазками, в которых я, тем не менее, уловил понимание того, что сейчас произойдет и дикую тоску, какая бывает у заядлого курильщика, который после очередной попытки бросить вертит в руках проклятую сигарету.

— Ну чего замолчала, — скривилась злорадно моя наперсница, — что нравиться, когда тебе сиськи мнут.

— Мои хорошие, может... — вяло произнесла наша жертва.

— Лучше уж продолжай молчать, сука, — заскрипела зубами Катя, — ты же блядь! Думаешь, я тебя не вижу насквозь. В монастырь пошла, потому что с пиздой своей совладать не можешь. Говори, мразь, сколько мужиков ублажила? Небось перетрахалась со всем городком. Что зудит у тебя писечка?

Девушка перевела руку вниз, поместив ее в промежности несчастной. Сильная ладошка принялась тереть чувствительное женское место прямо через материю, стараясь отыскать самое отзывчивые к наслаждению точечки. Слегка приоткрытые губы моего котенка дотронулись до щеки скромницы легким касанием поцелуя.

— А мужик твой, что же сидит растерявшимся? — произнесла Ира, борясь с волнением, — или он только смотреть на нас будет?

— Ах, ты моя шлюшечка, — улыбнулась Катя, — не переживай, он без дела не останется.

Уязвленный колким замечанием, я подскочил к сучкам и сразу впился поцелуем в губы новой знакомой. Она уверенно ответила мне с жаром искушенной любовницы. Приотворив губки, дала свой язычок в мое распоряжение, и я сладостно втянул его наполовину, наслаждаясь вкусом новой самки. В четыре руки мы с Катей принялись раздевать женщину, на ходу исследуя ее прелести, которыми мы планировали усладиться.

Наши пальчики по-хозяйски пролезли под резинку черной юбки и прильнули к средоточию женской плоти послушницы. Ира была уже взмокшая, ее сочащаяся дырка приготовилась к проникновению в мгновенье ока, лишь только мы прикоснулись к ней, она ждала, она требовала войти в нее, растекаясь бесконечным потоком желания, с которым невозможно было совладать.

Катя смочила два своих пальца в ее соке, а затем поднесла их к моим губам. Соленый запах смазки, раздражая мой мозг диким желанием совокупления, отразился в висках жестким стуком пульса. Мои шары заныли от потребности немедленно разрядить запас спермы в приготовленное женское нутро. Жажда похоти накрывала меня с головой, заставляя забыть обо всем на свете, кроме этой текущей пахучим нектаром пизде смоленской бабы. Мы опять были на охоте.

Я облизал Катины пальчики, блаженно заглатывая окутавшую их слизь, а затем передал ее вкус через поцелуй моей любимой.

— Я люблю тебя безумно, — стонали мои губы, под напором ее язычка.

— Нет, я люблю тебя больше, — шептала в ответ паломница, — ты моя жизнь, ты даришь мне такое наслаждение. Как же это сладко чувствовать вкус другой сучки у тебя на губах.

Мы принялись жадно целовать друг друга в приступе бесконечной взаимной нежности и тепла, немного отстранившись от ...  Читать дальше →