Невинная душа. Часть 4: Окончание

деле под образом пресвятой великомученицы Параскевы поклонялись поганой бесовой сущности языческой Мокоши, то бишь мокрой богини. Та якобы опекала русское крестьянство, в особенности бабское племя, представлялась то коровой, утоляющей голод ненасытный молоком, то осиной трепетной, то пораненной ткачихой. И символ они придумали этого демона, вроде как крест...

— Только с кругами между перекладинами, — вскрикнул я.

— Вы, я смотрю, уже сталкивались с этой сектой, — усмехнулся мой собеседник, — выходит, знаете всё же историю Устиницы.

— Нет, — сникнул я, — в прошлый раз ко мне приходила сама Мокошь, только домовик так и не смог ответить, чего собственно она хотела от меня и, причем тут вообще вся эта ваша история. Там был ее храм, я думаю это священное для нее место. Такая необычная часовня.

— Опять, вы Кирилл Кириллович, свое воображение принимаете за действительность, — расхохотался Новоелов, — часовня та, случаем, не похожа на стрелу?

— Да, такая высокая, с зеленой крышей.

— С зеленой, — шмыгнул он, — только вы ведь ее видели без цвета. Где видели? Ну как же, ведь она у вас в кошельке и сейчас лежит на десятирублевой купюре. Это древняя святыня. По словам сектантов Устиновых такие стрелы в прежние времена изображали, простите за выражение, мужские достоинства, в небо устремленные. У них там все было замешано на плотских утехах и оплодотворении бабской сущности. Так вот они и принадлежали Мокоши. Позднее с приходом веры православной большинство из них было разрушено, а вот та, в Красноярске, стала храмом святой Параскевы. Язычники считали это символом поражения прежней своей богини и всячески противились церковным обрядам.

— Совсем меня запутали, — недоумевал я, — где бы я мог сталкиваться с сектой этой, да и о Мокоши я, если и слышал раньше, то мимоходом. А что стало с этой Устиницей и ее последователями?

— Ах, да, я ведь не закончил свой рассказ. По челобитной игумена местные власти провели расследование, самых членов секты отправили на поселение в Сибирские города, ибо за ними кроме еретических обрядов ничего особого не было, а саму Устиницу представили на расправу, где и добились от нее признания и в поклонении темной сущности и в давнем убийстве. Правда, она настаивала на том, что культ зародился еще в прежнем ее месте жительства и распространял его некий мельник Захарий, который и подвиг их с Агеем на убийство. Да вы завтра и сами всё сможете прочесть в списке с житописания Герасима, он считал своей большой заслугой торжествование истинной веры православной над погаными темными верованиями.

— И какое наказание было для Устиницы?

— Наказание известно, какое должно было быть, да только в своем зрелом возрасте преступница не перенесла тяжести тюремных условий и преставилась еще до того, как сыск кончили, а внучку ее отец Герасим потом забрал в сиротский приют при монастыре, другой родни не нашлось.

Я хотел еще что-то спросить Новоелова, пока у меня была такая возможность, стараясь найти хоть какую-то связь своих безумных снов с реальностью, но тут откуда-то сбоку на меня накинулась огромная тень и, грузно придавив своей тяжестью, повалила на пол. В пугающем ощущении необузданного страха я вдруг очнулся в прежней комнате в Никулинске.

За окном уже брезжил серый и не очень обнадеживающий рассвет, вяло растекаясь по углам избы. Я открыл глаза и обнаружил, что на мне расположилась абсолютно голая Ирина, томно прижимаясь под теплом одеяла всем своим трепетным телом ко мне. Я чувствовал, как она дрожит в греховном нетерпении, сладострастно шепча мне прямо в лицо:

— У тебя стоял так... я проснулась от того, что он в меня уткнулся. Какой он классный, такой большой, я еще вчера хотела сказать тебе. Не дал мне дальше спать, у меня там все сочиться, так хочется.

— Ирина, я... — никак не в силах прийти в себя со сна, бормотал я в ответ, — ты же не хотела вчера.

— Как же я могу не хотеть такой хуй, у меня столько времени уже не было хуя в моей мохнатке. Давай же отъеби меня как вчера по жесткому, только без нее. Хочу, чтобы ты меня опять накачал, а то вдруг не получилось с первого раза. Оставь мне ребеночка своего... ааа

Ее речь захлебнулась в бесконечном потоке сладких стонов, пошлых стенаний и блаженного скулежа. Только тут я понял, что мой член уже целиком поглощен ее жадной, размокшей от нестерпимого желания, теплой и мягкой вагиной, которая тут же принялась яростно полировать стержень, поливая его потоками смазки.

Ира наклонилась ко мне еще ниже и, приоткрыв похотливый рот, пустила тонкую струйку липкой слюны прямо мне в губы. Хотя со сна мне было трудно сразу прийти в себя, но вожделение этой крепкой смазливой женщины, так приятно щекочущей своей волосатой плюшкой мой прибор, довольно быстро распалило во мне такое же неуемное желание, как и в ней. Я сам раскрыл рот и желанно пропустил женскую влагу, ощущая, как мой член все сильнее пульсирует от прикосновения каждой капельки секрета к моим губам, от медленного потока, наполняющего мое горло.

— Как я тебе на вкус? — жарко стонала трудница, размазывая своим скользких языком слюну по моим губам.

— Ты великолепна, — напряженно ответил я, — такая сладенькая.

— Лучше, чем твоя шлюха-жена? — протяжно торжествовала женщина, — тебе нравится моя пизда, она ведь мягкая, нежная, она так подходит к твоему хую.

— Да твоя писечка офигительная, — шептал я, стараясь, справится с растекающимся по всему телу наслаждением от соединения с этой распутной зрелой бабой.

Она продолжала шептать мне грязные штучки, снова и снова заглатывая мой торчащий член, с возбуждающим хлюпаньем исчезавший в ее горячем лоне. Ее губы не уставали целовать все мое лицо, а бедра все также резво подпрыгивали вверх и вниз, высекая раскаленные искры наслаждения.

Привычная рука похоти прижала меня, и я только и думал о том, что сейчас разряжу в это мягкое и уютное влагалище. Вот сейчас, вот, вот... Мне казалось, что у меня не было секса не меньше месяца — столько спермы совершенно неожиданно хлынуло из моих ноющих шаров. Одна струя била за другой, переполняя узкую Ирину щель густыми потоками семени. Не в силах выдавиться наружу через плотно обхватившие мой напряженный ствол кромки ее вагины детородная река вдавливалась все дальше и дальше, распирая пульсирующие оргазмом стенки, наполняя ее нескончаемым запасом живчиков.

Мы оба выли в блаженном биении волн наслаждения, которое еще больше усиливалось животным инстинктом размножения. Понимание того, что мы не просто занимались любовью, а словно дикие самец и самка сливались в подавляющем волю стремлении породить новую жизнь, нестерпимыми раскаленными щипцами услады жгло где-то внизу живота.

Я долго не мог оторваться от нее, поглаживая вспотевшие статные ляжки, ощущая каждой клеточкой тела ее частое сбивчивое дыхание и маленькие вспышки сласти, покалывающие разморенное женское тело, ее острые сосочки, уткнувшиеся в мою грудь, и терпкий запах удовлетворенной плоти.

Я старался не обращать внимание на Катины злорадно торжествующие глаза, которые пожирали наши слившиеся в нежном сплетении греховной любви тела.

19.

Наши дни, 15 км. от г. Никулинска

Монастырь, как и положено таким заведениям, уже издалека белел громадиной жирных распухших строений, накрытых стальными шапками крыш и подпоясанных высоким забором. Где-то посредине территории величество поблескивал золотыми шапками Троицкий собор.

Все было торжественно и основательно, вокруг царила необычная тишина и спокойствие, непрерываемое даже обычными природными звуками. Мы прошлись по мощеным аккуратно прикрытыми длинными еловыми ветвями дорожкам, обогнув толстенную башню с колоколами, и вошли в сам собор. На входе надпись о том, что фотографирование запрещено еще больше расстроила меня тем, что и на память об этом довольно красивом месте ничего не останется.

Я довольно вяло рассматривал небольшое помещение с бесчисленным количеством икон,...  Читать дальше →