За чертой (перевод с английского)

Ее голос был прерван булькающим звуком — Уинн откинулся назад, душа Мэвис. Я был уже в тридцати сантиметрах от кровати.

Волосатая задница Уинна была прочно зажата между широко расставленных ног моей жены. Он своими ногами удерживал их раздвинутыми.

Его позиция была восхитительно удобной, потому что это дало мне много места в его недвижимости. Послышался характерный треск, когда верхушка Аспа двигалась на сверхзвуковой скорости. И первый удар попал прямо в основание его мошонки.

Удар звучал как попадание девятимиллиметровой пули в арбуз. Я знал, что Уинн теперь до конца своей жизни не сможет заниматься сексом. Простата находится прямо над этой областью, и я был уверен, что взорвал ее вместе с яйцами.

Уинн взвизгнул и взлетел в воздух. Для всего мира он выглядел как рыба марлин, пытающаяся сорваться с крючка. Уинн снова упал на Мэвис, которая громко вдохнула и начала корчиться, пытаясь вернуть себе дыхание.

Ублюдок был совсем вялым, когда я схватил его за густые жирные волосы и оттащил от своей жены. Я хотел рассказать ему обо всех креативных вещах, которые собираюсь сделать с ним, но увидел, что напрасно потрачу дыхание: Феликс Уинн был мертвее дверного гвоздя. Боль, должно быть, оказалась чересчур сильной.

Ну, я с самого начала знал, что у него слабое сердце.

Все, что я должен был сейчас сделать, это вытащить нас оттуда. Я был уверен, что смерть Уинна будет признана наступившей от «естественных причин». Не было никаких обычных признаков насилия, и криминалистика в 1946 году никогда бы не догадалась, что фиолетовая отметина на его яйцах была следом от удара Аспа.

Итак, Уинн был мертв, а Джимми-мальчик очень долго будет лежать в больнице. В общем, хорошая работа за день.

Я не предвидел никаких юридических трудностей с Джимми. Это был сельский Висконсин сороковых, а не политкорректное общество двадцать первого века. Там никогда не преследовали за драку; особенно если драка была спровоцирована пострадавшей стороной и восемью его друзьями.

Я посмотрел на Мэвис. Она, корчась, лежала голой на кровати, все еще пытаясь вернуть дыхание. Ее тело было таким же невероятным, как и прежде, даже если оно и было измазано спермой Уинна.

Я подошел к кровати и сел на нее. Она вздрогнула. Я представлял себе, что последнее, чего она хочет, — это чтобы ее коснулся мужчина. Так что я мягко сказал:

— Теперь ты в безопасности, Мэвис. Никто никогда не повредит тебе снова. Ты — моя жена, и я обещаю, что буду защищать тебя своей жизнью.

Она перестала корчиться и начала рыдать. Ее было жалко. Я сказал так смиренно и почтительно, как только мог:

— Можно я помогу тебе; просто чтобы успокоить? Я не такой, как этот парень.

Она горестно кивнула и села. Не говоря ни слова, она обняла меня за шею и рыдала у меня на плече. Я держал ее и просто повторял снова и снова своим самым успокаивающим тоном:

— Все в порядке, любовь моя. Я сейчас здесь и никогда тебя не оставлю.

Она, наконец, перестала плакать. Я сказал:

— Если ты можешь идти, моя машина просто на другой стороне леса. Если нет, я понесу тебя.

Она начала вставать и рухнула обратно.

Я сказал:

— Могу ли я помочь одеть тебя?

Она снова кивнула. В тот момент она не говорила ни слова. Я взял ее трусики, и натянул их по ее длинным красивым ногам и зрелым, круглым бедрам. Она лежала, никак не реагируя.

Я усадил ее и нежно помог ей надеть рубашку, застегивая ее на сочных грудях. Я делал это, не касаясь их, а потом накинул на нее ее стильное короткое пальто. Затем я сложил все остальное — шляпку-таблетку, чулки, пояс, бюстгальтер и обувь — в ее сумку-мешок.

Я взял свою жену и унес ее в ночь. Она обхватила меня правой рукой за шею, а голову положила мне на плечо. Она была легкой, как перышко. Я и забыл, какая она изящная.

Прогулка по полям и лесам была волнующей. Я держал ее на руках, думая: «Должно быть я умер где-то в двадцать первом веке. Но это не имеет значения. Я жив в этом, и она — в моих руках».

Я был счастлив, впервые с того катастрофического дня в ноябре будущего: это было либо десятилетие в прошлом, или семьдесят лет в будущем. Боже! Это сбивало с толку.

Я уже заметил одну странную вещь. При перестройке космоса наши относительные возрасты были сохранены. В 1946 году Мэвис было двадцать пять лет, в реальном же времени я был ближе к пятидесяти двум. Но я вернулся к тридцатидвухлетней версии себя в этой реальности, и поверьте, я могу почувствовать разницу.

Как я понимаю, теперь я был так же мертв, как и Мэвис, когда я ее встретил. Или, может быть, это был просто счастливый сон кого-то, кто лежит в глубокой коме. Это не имело никакого значения. Я был с ней в яркой послевоенной Америке, и это было все, что меня заботило. Как будто мы оба получили полный ресет.

Я открыл переднюю дверь Форда и посадил ее на пассажирское место. Я закрыл дверь, и она тут же упала поперек переднего сиденья. Тот факт, что Мэвис все еще находилась под воздействием препарата, было хорошо. Возможно, она мало что вспомнит о том, что произошло.

Я поднял машину на домкрате и поменял колесо. Во время смены колеса моя рубашка промокла, и я был измотан. Я не мог привезти ее в дом Ханнсон, так что, я поехал в единственное другое логическое место: квартиру Мэвис. Я знал, что Джимми больше туда не вернется.

***

Проснулся я в яркий и солнечный день первого августа. Я спал в единственном удобном кресле Мэвис и все так же был одет в клетчатую рубашку с коротким рукавом и брюки хаки.

Я посмотрел через комнату и увидел серьезные глаза, изучающие меня с кровати. Она сидела, все еще в одежде, которую носила прошлой ночью, и подозрительно спросила:

— Кто ты?

Я шутливо ответил:

— Твой рыцарь в сияющих доспехах, к вашим услугам, мадам.

Мэвис посмотрела с сильным недовольством и опять спросила:

— Нет, кто ты на самом деле?

Кажется, это имело смысл, мне нужен был перерыв между прошлой ночью и нашим будущим вместе. Мэвис была жива и дышала, а не была похоронена в безымянной могиле в Николет. Так что, перед нами была целая жизнь. Но переход в эту новую жизнь должен был быть тщательно спланирован.

Даже без наркотиков и изнасилования прошлой ночью я знал, что дискуссия будет жизненно важной для нас обоих. Я просто не мог снова потерять ее.

У меня не было утреннего кофе, так что, я шутя сказал:

— Я никогда не делаю ничего, что затрагивает мозг, пока не выпью свою первую чашку кофе. Давай спустимся к Хот Спот и поговорим там.

Она ответила:

— Мне надо принять ванну и смыть все это с себя, — она указала на свое тело. Я понял, о чем она говорит, и подхватил:

— Полагаю, мне это тоже нужно. Почему бы нам не встретиться там через час?

Она в первый раз улыбнулась:

— Завтрак с тебя. Тебе много придется объяснить, молодой человек. — Ее неукротимый дух вернулся к ней.

Через час я сидел за столом в Хот Спот. Я принял ванну, поскольку душ в сороковых годах был редкостью, за исключением казарм. Я побрился и оделся в другую мою новую рубашку и почувствовал себя новым человеком.

— Можешь принести сюда два кофе? — попросил я Дот и сел так далеко от всех, как только смог.

Мэвис пришла через несколько минут. Она была душераздирающе красива и явно зла.

На ней был легкий кашемировый свитер «Betty and Veronica», плиссированная юбка, гольфы и оксфордские туфли с кусочком кожи контрастного цвета поперек подъема. Это демонстрировало ее стройные, красивые ноги и удивительную походку. На шее у нее был повязан маленький шелковый шарф.

Мэвис плюхнулась напротив меня. Дот поставила перед ней чашку кофе, и будучи Дот, дерзко спросила:

— Это Джимми тебе поставил? — Два синяка на лице Мэвис не смогли испортить ее красоту.

Мэвис засмеялась и сказала:

— Нет, я столкнулась с дверью. Я такая ...  Читать дальше →