Перед рассветом

узкие кожаные сапоги на высоких каблуках, узкую короткую юбочку и короткую кожаную жилетку, застегнутую лишь на одну пуговицу. Дана успела заметить, что женщина была плоскогрудой. Даже не было заметно сосков. В руках, затянутых в высокие черные перчатки, она держала длинный хлыст.

Подойдя к клетке, она отворила дверцу и встала в проеме, пристально рассматривая свою жертву. Поглазев на рабыню пару минут, словно изучая её, дрессировщица распустила хлыст и сильно ударила девушку сверху вниз. Рабыня задергалась на цепях и громко замычала, а после второго удара потеряла сознание.

Очнулась она от того, что почувствовала, как кто-то развязывает ей рот и вынимает кляп. Открыв глаза, она опять увидела дрессировщицу, державшую её за волосы.

— Хилая ты, обезьяна, — произнесла она низким голосом, — Придется с тобой повозиться.

С этими словами она всунула в рот девушке полусгнивший банан. Дану чуть не вырвало, но она еле сдержалась, гася в себе спазмы тошноты. Кое-как проглотив эту гниль, рабыня получила миску воды тоже с отзвуками гнили. Но пить хотелось смертельно, и она жадно вылакала всю жидкость без остатка.

Гизелла сурово посмотрела на подопечную, но кляп вставлять не стала. Отойдя на пару шагов, она снова распустила хлыст. Дана вся сжалась от страха и предстоящей боли. Но удара не последовало. Дрессировщица ухмыльнулась и сказала:

— Ты — обезьяна. Я — твоя укротительница. Ты должна делать всё, что я прикажу. Поощрений от меня не жди. Есть, пить, спать и ссать будешь только по приказу. За нарушение — хлыст. Изобью до полусмерти, но подохнуть не дам. Не надейся. Говорить ты больше не будешь. Услышу хоть одно слово — отрежу язык.

Сказав это, она вытащила из кармана две небольшие гири и подвесила их к кольцам, вдетым в соски. Хоть боль была адской, Дана не проронила ни звука. Гизелла прищурила глаз и спросила:

— Нравится, звереныш?

Дана хотела ответить, но вовремя вспомнила её слова и промолчала. Дрессировщица ухмыльнулась.

— Ты же видела обезьян. Какие звуки они издают? Покажи! Ну!

— У-у-у! — громко закричала рабыня.

— Правильно, мартышка, — Гизелла слегка хлестнула девушку по бедру, — Продолжай и дальше.

Она снова сунула девушке в рот кусок банана и дала попить. Дана проглотила и эту подачку.

— А как твои сородичи на ветках прыгают? — вдруг спросила дрессировщица, — Показывай!

Рабыня начала дергаться на цепях, стараясь подпрыгнуть. Гири больно задергали соски, и девушка застонала от боли. Гизелла хлестнула подопечную по ногам.

— Не ленись! — прикрикнула она.

Дана снова задергалась. Боль была такой сильной, что глаза вылезали из орбит. Негритянка изо всех сил сжала зубы и затанцевала в клетке, имитируя движения обезьян, которых она не раз видела в джунглях. Гизелла смотрела на неё внимательно, изредка похлестывая по ягодицам. Пот заструился ручьями по коже, и дрессировщица остановила рабыню.

— Для первого раза совсем неплохо, — сказала она, засовывая девушке в рот очередную порцию угощения.

В этот раз Дана получила сухую дольку апельсина и несколько глотков чистой воды. Гизелла снова измерила «обезьяну» суровым взглядом и схватила её за подбородок.

— Можешь отлить и отдохнуть, звереныш, — скаля зубы, сказала она, — Открой пасть.

Во рту снова оказался кляп, а прорезь плотно зашнурована. Гизелла закрыла клетку и ушла, оставив гирьки на сосках. Девушка уже не могла плакать, а только тяжело дышала носом.

Так продолжалось пару недель. Приходила Гизелла, хлестала рабыню по обнаженному телу, потом гоняла до изнеможения, время от времени давая «лакомство» и воду. Видя, что «обезьяна» вымотана до предела, снова затыкала ей рот и уходила. А вечером повторялось всё с начала. Опять побои, тренировки, кляп и темнота.

Дана уже не плакала, но с ужасом понимала, что и в самом деле превращается в настоящую дрессированную обезьяну, готовую за кусок сгнившего банана или апельсина сделать всё, что от неё требуют. Она громко кричала, подражая мартышкам и шимпанзе, прыгала в клетке, словно это ветка дерева, и с жадностью проглатывала ту скудную пищу, которую приносила с собой дрессировщица.

Однажды утром Гизелла, отперев клетку, первым делом отцепила гирьки и принялась отстегивать руки и ноги от колец. Взяв в руки шейную цепь, она отвесила пинок под зад, велев «обезьяне» следовать за ней. Дана сообразила, что идти по-человечески она не должна. Встав на четвереньки, девушка поплелась за дрессировщицей по узкой лестнице наверх и вскоре очутилась на палубе. Там уже сидела в своём кресле госпожа, поигрывая стеком.

Первым желанием у Даны было выпрыгнуть за борт, но поводок находился в руках у дрессировщицы, и она, конечно же, успеет одернуть девушку. А потом её изобьют до полусмерти.

— Покажи, зверушка, чему ты научилась! — процедила сквозь зубы хозяйка, бросив свирепый взгляд на Гизеллу.

Та расшнуровала рабыне рот и выдернула затычку. Дана закричала по-обезьяньи, и госпожа зашлась грубым противным смехом, откинув голову назад. Дана начала подпрыгивать и размахивать руками, что вызвало еще больший смех у садистки.

Немного успокоившись, госпожа кинула на Гизеллу уничтожающий взгляд.

— Видимо, не зря я тебе плачу, — сказала она, — Я бы провозилась с этой обезьяной не меньше месяца. Ладно, запри её в клетке здесь на палубе. Пусть посмотрит на других зверей.

— Как скажешь, — бросила в ответ дрессировщица, заталкивая Дане в рот кусок банана.

— Побурчи у меня, — не осталась без ответа госпожа.

— Ну, погоди, дрянь, — прошипела Гизелла.

Подхватив рабыню, она отвела её в угол где стояла большая клетка, и запихала туда, приказав сидеть тихо. Размотав хлыст, она повернулась к надменно сидевшей госпоже и медленными шагами пошла на неё, потрясая своим оружием.

— Джон! — завопила дама, задергавшись в кресле, — Успокой эту гадину!

Громила встал между госпожой и дрессировщицей с разведенными в стороны ручищами. Гизелла усмехнулась и вдруг выбросила вперед руку. Хлыст рассек негру лоб. Брызнула кровь. Джон от неожиданности оторопел, но не двинулся с места. На палубе воцарилась зловещая тишина. Второй выпад дрессировщица сделала понизу. Хлыст обвил ноги великана, и тот со всей своей высоты грохнулся на спину. Девушка начала хлестать его по телу, не давая встать. Наконец, Джон затих.

Госпожа испуганно забегала глазками и слетела с кресла, как мотылек, спрятавшись за его спинку. Гизелла плюнула в её сторону и ушла прочь, грубо отбросив хлыст в сторону.

С этого дня Дану больше не отправляли в сырой и вонючий трюм, а оставили сидеть в клетке, накрывая на ночь парусиной. Ночи были холодными, и девушка ложилась на деревянный настил клетки, свернувшись калачиком и обхватив руками ноги. А утром снова пригревало солнышко.

Так прошло еще три дня. На четвертый день рядом с её клеткой матросы поставили длинный и узкий ящик, в котором кто-то шевелился. Появилась на палубе Гизелла с миской похлебки, которую вставила в клетку Даны. Содержимое миски едой назвать было нельзя. Скорее, эта смесь походила на свиное пойло, но рабыня была настолько голодна, что выхлебала всё до капли.

— Опорожняйся, — приказала дрессировщица.

Помучавшись, девушка испражнилась, ведь не известно, когда позволят еще раз.

— Сиди и отдыхай, — сказала дрессировщица, затыкая ей рот кляпом, — Вот и змея тут с тобой воздухом подышит.

Услышав эти слова, Дана замычала и забилась в дальний угол. Гизелла откинула крышку ящика. То, что увидела рабыня, чуть не лишило её чувств. Из ящика высунулась голова... змеи! Но потом показались плечи и туловище. Это была девушка, на голове у которой была маска змеи. Заведенные назад руки, были плотно примотаны к туловищу, образовав самый настоящий капюшон очковой кобры.

Ноги тоже были туго замотаны пестрой материей, раскраска которой очень походила на кожу змеи. Грудей почти не было видно. Дана сперва подумала, что ...  Читать дальше →